- Эй, малый! - Повысив голос, подозвал он извозчика, чья лошадка спокойно стояла в десятке шагов от нас. Как только санки подъехали, дворянин повелительно распорядился:
- Доставишь багаж пана в гостиницу и сдашь портье. Потом можешь быть свободен. Вот тебе за труды... - В подставленную ковшиком мозолистую от вожжей ладонь перекочевали три серебряных гривенника.
- Слухаю мосцьпана! Всё доставлю как на крыльях! В какую из готелей?
Я машинально ответил и со звонким гиком санки сорвались с места и полминуты спустя скрылись за углом. Нет, ну нормально? Без меня за меня всё решили!!!
Ну что же: похоже, это как раз то предложение, от которого нельзя отказаться. Неожиданно конечно и весьма для меня необычно, но, как говорится, од чеплых слов и льод топнеже. Такой льдинкой растаяло и моё смущение. В конце концов дают - бери, пока бить не начали. Одним словом, я всё-таки последовал за гостеприимным шляхтичем внутрь дома.
Ну что сказать? Откровенно говоря, подсознательно я ожидал от обиталища старинного шляхетского рода какой-то... Ну, даже не знаю... Возвышенности, что ли, консервативности... Ну, там, портреты предков на стенах, сабли перекрещенные на ковре, может, доспехи в углу и старинные фолианты в окованных медью кожаных переплётах в потемневшихъ шкапахъ... Нет, шкаф и книги в доме наличествовали: пока пани Барбара вместе с пожилой женщиной, судя по старомодному простонародному платью, не то служанкой, не то кухаркой, не то 'прислугой за всё' накрывали в столовой, Желиковский провёл меня в небольшой кабинет, где тот самый шкаф и стоял. 'Фолиантов' там, правда, оказалась только пара и притом совсем не старинных: альбом гравюр с коронацией Николая Второго и анатомический атлас человека, судя по заглавию на обложке - на латинском языке. Все остальные издания были гораздо более привычного формата и с виду - не слишком древние. От силы - рубеж правления Николая Павловича и Александра Николаевича. Отдельно на двух этажерках весьма неровными пачками громоздились сложенные газеты на русском, немецком и, каком-то из скандинавских, по-моему, языков: может, шведском, может, норвежском. Увы, я не специалист в языкознании... У окна расположилась конторка со стеклянным письменным прибором, бронзовые 'цветастые' крышки трёх чернильниц которого контрастировали с жестяным стаканом, набитом разнообразными карандашами. Облупившаяся картинка на нём в псевдосредневековом стиле изображала морской круиз каких-то конкистадоров, живописно торчащих эдаким букетиком над бортом кораблика, условно могущего считаться каравеллой.
В центре кабинета четыре мягких кресла, обтянутых зелёным плюшем, кружком выстроились вокруг невысокого столика, украшенного дорогой даже на вид керосиновой лампой, с металлическим основанием в виде скульптурной группы: Персей освобождает прикованную к скале Андромеду. В одно из этих кресел радушный хозяин и усадил меня, тут же галантным жестом предложив сигару из початой коробки:
- Прошу, пан Трошицинский...
- Благодарю, но я не курю.
- Как желаете, коллега. Я, в таком случае, тоже воздержусь. Тогда, может быть, кофе?
- С удовольствием.
Желиковский звякнул старомодным колокольчиком, и, дождавшись, когда появилась пожилая служанка, распорядился о кофе. Затем вновь обратился ко мне:
- Прошу немного обождать, пан Трошицинский. Сейчас принесут.
А пока - да простится мне любопытство - но всё-таки давайте вернёмся к нашему разговору о техническом чуде господ Райт. Верно ли то, что пишут, или всё это всего лишь газетный обман для привлечения интереса, а фотоснимки - искусная фальсификация? Ведь если это правда, то вся Америка должна непрестанно говорить о полётах человека не по воле летучего газа или тепла от горячего дыма, а с использованием аппарата тяжелее воздуха!
- Не волнуйтесь, пан Желиковский. На этот раз газеты нас не обманули. Американцы братья Райт, действительно, сумели создать одноместный аэроплан и после нескольких неудач подняться на нём в воздух. Правда, откровенно говоря, летает их машина пока что не высоко и не долго, и полёты носят исключительно демонстрационный характер. Точно так же когда-то взлетел и аэроплан адмирала Можайского - но ведь пан знает, как российские чиновники относятся к изобретательству. Сперва отказываются выделять несчастные сотни рублей на завершение экспериментов, зато после тратят десятки тысяч, а порой - и миллионы на приобретение аналогов за границей. И хорошо, если заграничное изобретение появилось в ходе параллельного развития научной мысли, как в истории с Райтами. Но зачастую налицо просто-напросто наглая кража. Впрочем, довольно о грустном. Я готов поспорить, что не пройдёт и десятилетия, как аэропланы станут частыми гостями в небе всех промышленно развитых держав, от Америки до Турции.