Теперь уже можно уточнить границы и точки соприкосновения понятий «экзотическая лексика» («экзотизм»), «безэквивалентная лексика» и «реалии».
4. В первую очередь особого внимания заслуживает термин «экзотическая лексика» («экзотизм») как наиболее серьезный конкурент термина «реалия» в специальной литературе. Исследователи отмечают, что экзотизм— это 1) иноязычное слово, причем некоторые добавляют, 2) «из малоизвестных языков, обычно неин-
1 См. дефиниции в СЛТ, С-СЛТ, БСЭ; К р ы с и н Л. П. в сб. Развитие лексики современного русского языка, с. 106; Современный русский язык. Под ред. Д. Э. Розенталь. Т. I. M.: Высшая школа, 1976, с. 25.
а Даже в плоскости одного языка как лексикологический (и стилистический) термин «варваризм» нуждается в уточнении. Дефиниция могла бы быть близкой к предложенной в С-СЛТ с тем добавлением, что «варваризм» представляет собой вместе с тем родовое понятие по отношению к понятиям «галлицизм», «германизм» и т.п.
'39
доевропейских», или 3) вид варваризма (БСЭ), 4) слово, «обозначающее реалию — явление быта, социальных отношений, природы», «жизни, быта, обрядов, обычаев отдельных народов», и 5) слово, употребляемое «для придания речи особого (местного) колорита». Что термин этот недостаточно устоялся в лингвистической литературе со своим точно определенным значением, видно еще из различных оговорок и уклончивых дефиниций: «под экзотизмом в работе., подразумевается..», «часто подобные слова называют экзотической лексикой», «в том же значении нередко употребляется также термин «варваризм», «среди варваризмов иногда выделяются экзотизмы» и т. д. А. Е. Супрун, одним из первых уделивший экзогизмам особое внимание, все же употребляет этот термин как бы с опаской: ставит слово «экзотическая» в кавычки уже в заголовке статьи, отмечает, ссылаясь на Е. М. Галкину-Федорук, что «слова такого рода относят иногда к так называемой «экзотической» лексике»1 и что он, этот термин, удобнее по сравнению с описательными терминами вроде «лексика, характеризующая быт (и не только быт) разных стран и народов», как указывается у А. Н. Гвоздева2.
Не только неустойчивость и возможность смешивания с «варваризмом», но и узость значения делает термин «экзотизм» в значении реалии неприемлемым. Экзотизм, во-первых, подобно варваризму, является только иноязычным словом для ПЯ; значит, своя для ИЯ реалия экзотизмом быть не может; во-вторых, в отличие от варваризма, это слово, уже вошедшее в лексику соответствующего языка, тогда как реалии могут быть и своего рода окказионализмами. И, наконец, определения, которые мы встречали в литературе, не включают в содержание понятия «экзотизм» исторические реалии, рассматривая эту лексику только с точки зрения местной, но не временной отнесенности.
Имеется еще одно возражение, обратное приведенному А. Е. Супруном и достаточное, чтобы -воздержаться от использования термина «экзотическая лексика» в его прямом значении — «иноземный, чужестранный» (ЛРС): само по себе слово «экзотический» гораздо чаще используется и воспринимается в своем пе-
реносном значении как «причудливый, диковинный поражающий своей странностью» (Ож.), такой, который «кажется необычным, причудливым для иностранца» (БАС), а нередко и связанный с какой-то романтической привлекательностью.
Это приводит нас к мысли о возможности иного, в отличие от реалии, применения термина экзотизм, исходя из обоих его значений — прямого и переносного. Таким образом, в рамки его содержания войдут слова — реалии и нереалии, 1) на которых лежит налет экзотики, 2) в том числе и коннотативные слова, слова из национального или международного «экзотического реквизита», 3) целенаправленно используемые для придания произведению определенного колорита, 4) нередко с юмористическим или неодобрительным оттенком; экзо-тизмами в этом значении можно считать и те слова, которые переводчик неосновательно принимает за реалии — мнимые реалии.
5. Совсем иначе обстоит дело с «б е з э к в и в а л е н т-н о и лексикой». Термин этот встречается у многих авторов ', которые, однако, трактуют его по-разному: как синоним «реалии», несколько шире — как слова, отсутствующие «в иной культуре и в ином языке», несколько уже — как слова, характерные для советской действительности, и, наконец, просто как непереводимые на другой язык слова.
Говорить о БЭЛ, рассматривая ее в плоскости одного языка, в принципе, вообще не следовало бы, поскольку этот термин можно считать обоснованным лишь для науки, для которой сравнение категорий одного языка с категориями другого или других языков является ведущим методом исследования; таковы переводоведение, сопоставительное языкознание, контрастивная, конфрон-тативная лингвистика, отчасти методика преподавания иностранных языков, отчасти лингвострановедение. Подтверждает это и сделанное, правда, по другому поводу, высказывание А. Н. Ониани: «В каждом конкретном языке выделение лингвистических единиц и установление лингвистических понятий осуществляется не путем сопоставления с другими языками, а путем сравнения с другими единицами того же языка, путем установления
1 Супрун А. Е. Указ, соч., с. 51.
-2 Гвоздев А. Н. Очерки по стилистике русского языка. Изд. 2-е М.: Учпедгиз, 1955, с. 85—86.
40
' d' г' ,ЧеРнов' Я. И. Рецкер, А. Д. Швейцер, Е. М. Верещагин и ь. 1. Костомаров, А. А. Брагина, Л. С. Бархударов, В. Н. Круп-нов и др.
41
их внутренней природы»1. Согласно этой логике, определять безэквивалентность нужно, опираясь на принятое в теории перевода представление об эквиваленте, в частности на дефиницию, которую дает понятию «эквивалент» Я- И. Рецкер2. При этом положении БЭЛ будут лексические (и фразеологические) единицы, не имеющие постоянных, не зависящих от контекста, эквивалентов вПЯ.
Однако если это определение верно, то придется признать, что выделение группы единиц на основе такого критерия не имеет ни теоретического, ни, тем более, практического оправдания. Поскольку «эквивалент» предполагает тождество, т. е. полное покрытие между соответствующими единицами двух языков в плане содержания (семантика, коннотация, фон), БЭЛ окажется совершенно необъятной группой слов (и словосочетаний), практически включающей чуть ли не всю лексику (и часть фразеологии) данного языка; исключение составят большинство терминов, небольшое количество общеязыковой лексики (обычно однозначные слова) и некоторое число имен собственных. Нетрудно увидеть, что такой необозримый материал не может ни для теории, ни для практики перевода служить источником исследований или опыта.
Чтобы добиться практического решения, идеальный «логический» критерий (эквивалентный = равнозначный, тождественный) придется несколько модифицировать в целях снижения его потолка до практически достижимого. Для этой цели можно позаимствовать у В. Н. Комиссарова термин «переводческая эквивалентность» на уровне языковых знаков3, несколько уточнив его используемым Я. И. Рецкером4 делением эквивалентов на полные и частичные, абсолютные и относительные. Полученная в результате дефиниция БЭЛ — лексические (и фразеологические) единицы, которые не имеют переводческих эквивалентов в
1 О н и а н и А. Л. Фразеологизм и слово. — Сб. Труды Самаркандского Гос. ун-та. Вопросы фразеологии. III. Самарканд. 1970, с. 140.
2 «Эквивалентом следует считать постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста». (Рецкер Я. И. Теория перевода и переводческая практика. М.: Меж-дунар. отнош., 1974, с. 10, 11)
'Комиссаров В. Н. Слово о переводе. М.: Междунар. отнош., 1973, с. 75.