— Похож на его отца.
Я сверкнул глазами.
Он смотрит вдаль, потягивая пиво.
— Ты не думал спросить об этом Элли?
— Нет, — это слово прозвучало резче, чем предполагалось.
— Ты хочешь сказать, что нет, ты не думал об этом, или нет, ты предпочитаешь быть упрямой задницей и избегать просьб о помощи любой ценой?
Я скрежещу зубами.
Джулиан наклоняет голову.
— Значит, последнее. Я так и думал.
Ненавижу, как легко Джулиан читает меня. Зная его почти всю жизнь, я привык к этому, но это не делает его менее раздражающим.
— Сомневаюсь, что она сможет помочь, — если уж на то пошло, то разговор с ней заставит меня почувствовать себя еще большим неудачником.
Он наклоняется вперед, опираясь на локти.
— Только не говори мне, что ты слишком гордый, чтобы спросить ее.
— Гордость тут ни при чем.
— Ты уверен?
— Уверен, — если бы мне было дело до моей гордости, это означало бы, что она у меня вообще есть, а я потерял ее вместе с чувством собственного достоинства давным-давно.
Он усмехается себе под нос.
— Для человека, который так чертовски умен, ты иногда можешь быть настоящим тупицей.
Я поднимаю свое пиво в издевательском тосте.
— Я всегда могу рассчитывать на твою поддержку.
— Мы всегда были откровенны друг с другом, так что я не собираюсь сейчас врать, чтобы случаем не обидеть тебя.
— Верно, но это не значит, что тебе нужно быть таким прямолинейным.
Губы Джулиана изогнулись в уголках.
— Я такой прямолинейный, потому что мне не все равно.
— Я знаю, — я бы сделал для него то же самое, даже если бы это заставило его злиться на меня день или два.
Он делает глубокий вдох.
— В глубине души ты согласен со мной насчет разговора с Элли, даже если не хочешь это признавать.
Я откидываю голову назад с покорным вздохом.
— Да. Я знаю.
Глава 5
Рафаэль
Я наполовину надеялся, что Элли будет спать к тому времени, как я вернусь домой. Делает ли это меня трусом? Безусловно, но, по крайней мере, это дало бы мне еще немного времени, чтобы подготовиться к такому глубокому разговору.
Я всегда умел подавлять свои неприятные эмоции. Поначалу это был чисто инстинкт выживания, потому что я не хотел давать тете и дяде повод отказаться от меня. Поэтому я научился защищать свои чувства к биологическим родителям с помощью токсичных навыков преодоления и готовности сделать все для кого угодно.
Акцент на токсичности.
Я сделал себя настолько чертовски нужным для всех, что никто не мог представить, как от меня избавиться. Капитан футбольной команды. Президент выпускного класса и Король Бала. Любимый племянник, преданный отец и верный муж.
Это позволило мне чувствовать себя неуязвимым и полноценным… или позволяло, пока моя лживая жизнь не рухнула, научив меня за несколько месяцев о себе большему, чем я узнал за все тридцать один год своей жизни.
Когда я вхожу в дом, меня встречает мягкое бренчание гитары. Я направляюсь в ту сторону, откуда доносится звук, и останавливаюсь возле входа в гостиную. Элли еще не заметила меня, но, впрочем, она никогда ничего не замечает, когда погружена в музыку.
Я чувствую, что вторгаюсь в ее личное пространство, но не хочу нарушать его и объявлять о своем присутствии до того, как она успеет закончить играть популярную песню, которую я сразу же узнаю.
Впрочем, мое оправдание, чтобы задержаться в тени, звучит неубедительно, особенно когда одна песня перетекает в другую, и в следующий момент я понимаю, что простоял там уже тридцать минут.
Элли не знает, что мне нравится слушать ее игру. Ее музыка умеет пробираться сквозь мою защиту и заставлять меня чувствовать, и я не хочу отпугнуть ее от игры в доме, если она узнает, что я подслушиваю ее. Сама мысль о том, что это может произойти, тревожит меня почти так же сильно, как и другая причина, по которой я слежу за Элли, пока она остается в полном неведении.
В ней есть что-то такое, что каждый раз притягивает меня, и это не имеет никакого отношения к ее музыке. Я так и не определил, связан ли мой интерес с ее красотой или с секретами, которые она прячет за робкими улыбками и песнями, от которых у меня щемит в груди.
Отчасти потому, что я не хочу этого знать.
Все, что я знаю, это то, что для человека с загорелой кожей, яркой улыбкой и золотистыми волосами, который выглядит как олицетворение солнечного света, она отлично справляется со своей работой, скрывая это за душераздирающими музыкальными композициями и призрачными мелодиями, которые остаются со мной еще долго после того, как она прекращает играть.
Музыка, которую она играет, имеет леденящий душу меланхоличный характер, который совершенно не похож на жизнерадостные песни Нико, и я всегда задаюсь вопросом, кто вдохновляет ее на эти печальные мелодии.
Я несколько раз топаю ногами, и музыка совсем замолкает, когда я вхожу в гостиную.
— Я дома, — говорю я ей в спину.
Она поворачивается и смотрит на меня из-за дивана.
— Я думала, ты задержишься допоздна.
— Я передумал, — я сажусь на диван напротив нее.
— Тогда мне пора идти спать. Нико хотел, чтобы завтра перед школой я заехала на рынок и купила его подруге кексы на день рождения, — она поднимается со своего места и тянется к своему незаконченному нотному листу.
— Подожди. У тебя есть секунда?
— Конечно.
— Мне нужен твой совет.
Она показывает на себя.
— Мой?
— Да, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Она смотрит на меня несколько секунд, прежде чем кивнуть.
— Эм… хорошо, — она возвращается на свое место на диване и кладет гитару на кофейный столик. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Да, черт возьми, — говорю я, не задумываясь.
Она направляется к барной стойке и наполняет стакан моим любимым бурбоном, причем мне даже не приходится указывать на бутылку. Когда она протягивает мне стакан, чтобы я взял его, кончики наших пальцев соприкасаются друг с другом, отчего по моей коже проскакивает несколько искр.