Ее ледяной взгляд трескается на долю секунды, прежде чем она принимает прежнее выражение лица.
Хорошо. Это меньшее, чего она заслуживает после того, как снова заставила моего сына плакать.
— Я провел последние два гребаных года, прикрывая тебя, потому что, независимо от того, как я к тебе отношусь, он видит в тебе хорошее.
Она отводит взгляд.
— Я хотела быть там.
— Но тебя не было.
Она скорчила гримасу.
— Это сложно.
— Это обычное твое оправдание, и, честно говоря, мне оно надоело. Черт, я устал задолго до того, как мы развелись.
— Не проявляй неуважения ко мне в моем собственном доме, — когда она говорит таким пронзительным тоном, она так похожа на свою правильную, великосветскую мать, что у меня по позвоночнику бегут мурашки.
Она скрещивает руки, и тогда я замечаю тонкую полоску бледной кожи, которая отличается от остальной части ее безымянного пальца.
Черт меня побери.
Как давно она помолвлена со своим парнем, и почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это?
Кровь стучит в ушах, виски пульсирует, а в голове крутится мысль о том, что Хиллари хранило это в секрете неизвестно сколько времени, а я оплачивал ее счета.
Ты здесь ради Нико. Не ради себя.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь приглушить свой гнев, пока он не превращается из ревущего огня в горящий уголек в моей груди.
— Я понимаю, что ты меня терпеть не можешь, но больше всего ты причиняешь боль своему сыну.
Она, по крайней мере, выглядит слегка несчастной из-за этого. Возможно, с ней еще не все потеряно, но я не буду ни на что надеяться.
Она делает глубокий вдох.
— Я просто…
— Что?
Ее верхняя губа кривится.
— Я ненавижу ездить в этот проклятый город, зная, что все знают о моей…
— Интрижке.
— Да, — говорит она с шипением. — Подними эту тему в пятидесятый раз, почему бы и нет? Прошло уже немало времени с тех пор, как ты в последний раз напоминал мне об этом.
Я скрещиваю руки.
— Мы все делаем выбор, который имеет последствия.
— Но это не значит, что я хочу, чтобы мне напоминали о них каждый раз, когда я туда приезжаю!
Я сделал паузу.
— Значит, все дело в твоей репутации? Ты это хочешь сказать?
— Ты не понимаешь, каково это – быть мной.
— Нет, не понимаю. Наверное, мне трудно понять, каково это – быть таким родителем, который больше заботится о своей репутации, чем о собственном гребаном ребенке.
Она вздрагивает. Я не хочу ее жалеть, но какая-то часть меня все же жалеет, потому что я понимаю, что она всегда будет пустой внутри, пока для нее мнение других людей важнее ее собственной крови.
— Мы оба выросли с двумя разными типами дерьмовых родителей, но главное различие между нами в том, что ты стала такой же, как они, в то время как я сделал все возможное, чтобы этого не произошло.
Ее лицо бледнеет.
— Я....
Я говорю, пока она молчит.
— Никто и никогда не сможет заполнить пустоту от отсутствия матери. Ты, как никто другой, должна это знать.
Она смотрит на свои ноги.
Я протираю рукой лицо.
— Исправь это и стань матерью, которая нужна Нико.
— Или что? Ты подашь на меня в суд?
Мои губы кривятся от отвращения.
— Я не собираюсь угрожать тебе деньгами, чтобы ты образумилась.
Я всегда буду платить алименты, но ее алименты, которые составляют восемьдесят процентов от того, что я ей плачу, будут аннулированы, как только я позвоню своему адвокату и сообщу новость о тайной помолвке Хиллари.
— Как благородно с твоей стороны, — усмехается она.
Я тянусь к двери, но останавливаюсь и оглядываюсь через плечо.
— Нико не хотел бы этого, потому что независимо от того, отвечаешь ты ему взаимностью или нет, он любит тебя, хотя, если ты будешь продолжать в том же духе, настанет день, когда он перестанет это делать. Это я тебе обещаю.
— А если нет? Что тогда? — отчаяние сквозит в каждом ее слове.
— Молись, чтобы этого никогда не случилось, потому что в тот момент, когда он захочет убрать тебя из своей жизни, я сделаю так, что ты перестанешь быть частью нашей.
— Три букета за одну неделю? — Элли поворачивает камеру, чтобы я мог рассмотреть цветочную композицию, которую отправил ей в номер перед тем, как она заселилась в отель в Лиссабоне. Я хотел, чтобы по прибытии в Португалию у нее была частичка меня, как я делал это в других странах, которые она посетила.
— Тебе нравится? — я выбрал летнюю композицию, которую посоветовал местный флорист, хотя и сомневался, поскольку Элли говорила, что не очень любит розы.
— Да. Цветы прекрасны, как и остальные букеты, — она со вздохом раскинулась на кровати. Солнце еще не село, а она уже готовится ко сну.
Меня снова охватывает желание полететь в Европу, чтобы увидеть ее. Прошло всего семь дней с тех пор, как я оставил ее одну в Лондоне, а мне кажется, что прошла целая вечность.
Блять.
Не знаю, скучал ли я когда-нибудь по кому-то так – на самом деле, я знаю, что не скучал. Даже когда меня бросила Хилари.
Конечно, я скучал по своей бывшей жене, но не так. Я не сходил с ума в ее отсутствие, и меня не мучило ежедневное желание бросить работу и последовать за ней по пятам.
Боже, я испытываю искушение поступить именно так, но мне нужно думать о Нико и о своем бизнесе.
— Ненавижу, когда мне приходится их выбрасывать, — вздыхает она про себя.
Ее слова подкидывают мне новую идею, и я клятвенно обещаю приступить к ее реализации, как только мы попрощаемся.
— Я скучаю по Элли, — Нико уплетает свой ужин. Я думал, что он будет более голодным после целого дня, проведенного в летнем лагере, но его аппетит соответствует его плохому настроению.
— Я тоже, — говорю я, проталкивая через себя немного еды.
— Правда?
Я вздыхаю, чувствуя щекотку в груди, которая возникает всякий раз, когда я думаю о ней.