Несмотря на то, что я зол на Элли, утаившую правду, я не могу перестать чувствовать себя мудаком за то, как выгнал ее. Вчера вечером я сказал, чтобы она съехала в течение суток, даже не подумав о том, есть ли ей вообще куда пойти.
У нее есть лучшая подруга, которая живет в городе – это я знаю, – но есть ли у нее место для нее? Я также знаю, что ее мать живет где-то в Лейк-Вистерии, но Элли не рассказывала о ней раньше, так что я не знаю, какие у них отношения.
Почему тебя это волнует? Она больше не твоя проблема.
Если это так, то почему у меня в груди вдруг защемило? И как объяснить напряжение, нарастающее у меня под черепом и пульсирующее с каждым ударом сердца?
Нико трясет меня за руку достаточно сильно, чтобы я отвлекся от своих мыслей.
— Почему все ее вещи пропали? — его голос срывается на последнем слове.
Мой ответ застревает в горле, когда он смотрит на меня глазами, до краев наполненными слезами. Я знал, что этот разговор будет трудным, но надеялся, что он подождет до того момента, когда я успокою его блинчиками, новым супергероем, напечатанным на 3D-принтере, который пополнит его растущую коллекцию, и важным разговором о том, что всегда нужно говорить друг другу правду.
— Ты заставил ее уйти, да? — на его лице появляется мрачное выражение, которое я слишком часто узнаю на своем собственном, и от этого у меня мгновенно сводит желудок.
Я опускаюсь перед ним на колени, чтобы мы оба были на уровне глаз.
— Я знаю, что ты любишь Элли, но я не могу позволить ей больше заботиться о тебе после того, как она скрыла от меня правду.
Вместо того чтобы поддаться слезам, грозящим пролиться, Нико со всей силы толкает меня, и я отшатываюсь, прежде чем восстановить равновесие. Мой ребенок ни разу в жизни не был агрессивным. Нико – любвеобилен, а не любитель драться, поэтому я удивлен его реакцией.
В шоке и с разбитым сердцем, хотя и не обращаю внимания на боль в груди, я пытаясь дотянуться до него.
Он уклоняется от моих объятий.
— Ты сказал ей уйти?
— Да.
— Почему? Почему? Почему? — он снова толкает меня, но на этот раз я лучше подготовлен к удару, как по сердцу, так и по телу.
Я мягко сжимаю его запястья.
— Используй свои слова, а не руки.
Он пытается освободиться из моей хватки.
— Нет.
— Николас, — умоляю я. — Ты же знаешь, я не мог позволить ей остаться после того, что случилось.
— Она моя лучшая подруга, — отчаяние сквозит в его голосе.
— Она была твоей няней.
— Нет! Ты не понимаешь! — он пытается вырваться из моих объятий и терпит неудачу. — Она хотела рассказать тебе, но я запретил ей, — по его щеке скатывается одинокая слеза.
Я ненавижу себя за то, что причинил ему такую боль, и еще больше ненавижу Элли за то, что она вообще поставила меня в такое положение. Если бы она не ушла посреди ночи, у меня было бы время лучше подготовить Нико к ее отъезду.
— Она – взрослая, а ты – ребенок. Может, ты и не знал, как лучше, но она знала.
Он снова и снова качает головой.
— Ты забрал у меня лучшего друга.
— Я найду тебе кого-нибудь лучше…
— Нет! Мне нужна Элли!
— Это невозможно.
— Ты всегда заставляешь всех уходить!
Я отпускаю его, слишком ошеломленный его убийственным ударом, чтобы сделать хоть что-то, кроме как сидеть неподвижно, пока мой сын бежит обратно в свою комнату. Он захлопывает дверь с такой силой, что дверная рама трясется.
Я не знаю, сколько времени прошло, но я не встаю до тех пор, пока боль в коленях не сравняется с болью в груди.
Ты всегда заставляешь всех уходить. Слова Нико преследуют меня.
Моя мама. Моя бывшая жена. Элли. Список продолжает расти, как и мои проблемы с доверием.
Поскольку я не люблю, когда еда пропадает зря, и слишком часто ложился спать голодным, я съедаю порцию блинчиков Нико и свою, а мысли о ненависти к себе составляют мне компанию за кухонным островком.
Просто обычный вторник.
Глава 9
Элли
Я еду к маме на южную сторону города, подальше от ослепительных особняков на берегу озера и бунгало Уиллоу на набережной, которое выдержало испытание временем, несмотря на попытки застройщика и кузена Рафаэля, Джулиана Лопеса, купить его.
Мои мама и отчим живут на южной окраине города, недалеко от школы Нико и городской ярмарки, где проходят знаменитые фестивали на озере Вистерия, посвященные всем четырем временам года. Наш район обветшал и далеко не так гламурен, как остальная часть города, но моя мама сделала все возможное, чтобы превратить ветхий дом с тремя спальнями в жилище, в которое хочется приезжать каждую неделю.
Мой отчим, Берт, открывает дверь с самой большой улыбкой.
— Элли София Синклер. Какой приятный сюрприз.
— Правда? — я осматриваю их пустую гостиную. Она сильно изменилась с тех пор, как я была ребенком, благодаря нескончаемым идеям моей мамы по декорированию и готовности Берта воплотить их, несмотря на его нелюбовь к ручному труду и часовую поездку в любимый магазин домашнего декора моей мамы.
— Чем мы обязаны этому случайному визиту? Сегодня даже не суббота.
Моя улыбка спадает.
— Меня уволили.
Его седые брови сходятся вместе.
— С кем мне поругаться?
Мой смех больше похож на всхлип.
— О нет. Только не слезы. Я не очень хорошо с ними справляюсь, — отчим заключает меня в свои знаменитые медвежьи объятия. Они всегда заставляют меня снова почувствовать себя маленьким ребенком, даже после того, как я переросла его на несколько дюймов, когда мне исполнилось двенадцать.
— Беатрис! Иди сюда скорее. Нашей дочери нужна твоя помощь, пока я иду убивать ее босса.
— Бывшего босса.
Он крепко сжимает меня.
— Нет, если я смогу помочь.
— Что? — моя мама выбегает из кухни с облаком мучной пыли за ней. — Элли? Что ты здесь делаешь?