— Со мной все будет в порядке, — я целую его в макушку, прежде чем последовать его примеру и покрыть бороду пеной для бритья. Нико быстро перестает волноваться обо мне, вместо этого предпочитая делать волнистые линии на своем лице пластиковой бритвой.
— Это круто! — смеется он.
Я поджимаю губы, чтобы не улыбнуться. Уверенной рукой я провожу бритвой от середины шеи вверх. Быстрым движением я обнажаю кожу, которая была скрыта в течение двух лет.
Два долгих, мучительных года.
Я не думал, что такое простое занятие, как бритье, может оказать на меня такое сильное воздействие, но мои следующие вдохи доказывают обратное.
Пришло время перемен. Я повторяю то же движение, обнажая еще один чистый участок кожи.
Ты делаешь это для себя. Меня. Не для Нико, хотя я рад, что он больше не будет ассоциировать мою неухоженность с моей печалью, и уж точно не для моей семьи, которая будет счастлива снова увидеть мое целое лицо.
Каждый взмах лезвия приближает меня к тому, чтобы отпустить старого себя. Сломанного себя. Того, что провел последние два года в тумане, почти не живя.
Я не могу быть счастливее от этих перемен. Я хочу выглядеть лучше, потому что мне не все равно. Потому что я хочу посмотреть на человека, которым был и принято того, кем могу стать.
Поправка: человеком, которым я хочу стать.
Глава 32
Элли
Я собиралась присоединиться к Рафаэлю и Нико на улице, но тяжесть, давящая на плечи и грудь, заставила меня остаться в спальне, где я могу полностью отдаться своим эмоциям через музыку.
Я бросаю гитару на кровать и достаю блокнот. Страница покрыта смесью незаконченных и неотредактированных текстов и идей песен.
Я всегда писала песни с женской точки зрения, вплетая свои личные истории в целенаправленные строки и легко узнаваемые тексты. Хотя писать с точки зрения Коула не должно быть сложной задачей, мне тяжело. Очень.
Со вздохом я падаю обратно на матрас и засыпаю на пару часов, пока меня не будит сильный стук в дверь.
— Элли? — спрашивает Рафаэль.
— Да? — я потираю уставшие глаза.
— Можно войти?
Мое сердце начинает учащенно биться.
— Конечно?
Дверная ручка поворачивается, прежде чем дверь открывается.
Я ахаю.
— О боже! — моя рука мгновенно тянется к чисто выбритому лицу Рафаэля, но я тут же отдергиваю ее.
Его слегка бледные щеки, которые я ни разу не видела за все время работы на него, становятся розовыми, когда его взгляд встречается с моим.
— Тебе не нравится?
Определенно не должно, но я одинокая женщина с разыгравшимися гормонами, поэтому, конечно, мне нравится чисто выбритое лицо Рафаэля. На самом деле, оно нравится мне гораздо больше, чем следовало бы.
— Это… мило, — удается мне сказать ровным голосом.
Он потирает щеку.
— Просто мило?
— Ты опять выискиваешь комплименты?
— Только потому, что ты начинаешь меня раздражать.
— Ты бы предпочел, чтобы я сказала, что ты сексуальный?
— Видишь? Неужели так трудно было это признать?
Я закатываю глаза с улыбкой.
— Любой в городе может сказать тебе это.
Его глаза фиксируются на моих.
— Меня не волнует чужое мнение.
Мой желудок ныряет на опасную, вызывающую бабочек территорию.
— Теперь у меня из-за тебя комплексы.
Мне приходится отвести глаза, потому что я не могу выдержать тяжести его взгляда. Понимаете, Рафаэль всегда был горяч, даже с его грубой эстетикой, но сейчас что-то изменилось.
Он изменился.
Я боюсь надеяться, потому что вдруг он сделает серьезный шаг назад, но в то же время так горжусь им. Мысль о том, что он вернул себе часть себя прежнего, став при этом кем-то новым, вызывает у меня невероятные эмоции. А как иначе, когда я вижу, как он поднимает себя с земли после того, как провел последние два года, погребенный под своей печалью?
— Элли?
— А?
— Шутки в сторону, ты хорошо себя чувствуешь? — по центру его лба проходит озабоченная морщинка.
— О. Да, — я сжимаю руки вместе, чтобы скрыть, как они дрожат.
— Нико хотел отдать тебе лекарства, — он кладет бумажный пакет на край моей кровати. — Он беспокоился о тебе. Я… э-э… тоже. Я написал тебе сообщение, чтобы узнать, как дела, но ты не ответила.
Часть меня замирает от намека на смущение в его тоне.
Я изо всех сил старалась держать свои чувства к Рафаэлю в запертом ящике с массивной табличкой «Не трогать». Это было легко, когда он вел себя так грубо, но теперь, когда он делает и говорит вещи, которые заставляют мое сердце пропускать больше ударов, чем поврежденная виниловая пластинка, у меня нет ни единого шанса.
И уж точно не тогда, когда он смотрит на меня так, будто мое самочувствие имеет для него значение, и проверяет, все ли со мной в порядке.
— Я знаю, что ты неважно себя чувствовала, поэтому не собирался тебя беспокоить… — его голос прерывается.
— Но?
Он не улыбается. Он светится.
— У нас с Нико сегодня был потрясающий день, и мне нужно с кем-то об этом поговорить.
Его счастье заразительно, и я впервые за сегодня тоже улыбаюсь.
— Расскажи мне все.
— Я не помню, когда нам в последний раз было так весело вместе, — он начинает вышагивать рядом с моей кроватью и останавливается прямо возле меня, а затем торопливо поворачивается. — Мы попробовали построить замок из песка, потому что он хотел сделать его вместе со мной. Но он и вполовину не был так хорош, как тот, который мы с тобой сделали два дня назад.
Я откидываю волосы на плечо.
— Очевидно. Я же чемпионка, в конце концов.
Он хихикает себе под нос, пополняя растущий список вещей, которые он делает, чтобы задеть струны моего сердца.
— Мы скучали по тебе, — говорит он, нанося невидимый удар по стене, защищающей мое сердце.
Я отворачиваюсь.
— Ты специально так говоришь.