— Тогда зачем ты мне это рассказываешь? Ты даже не доверяешь мне.
Ему требуется несколько мгновений, чтобы встретить мой взгляд, но когда он это делает, я вижу, что его бдительность ослабевает. Сначала он хмурится, затем его глаза становятся менее напряженными, и только после этого я вижу сломленного человека, скрывающегося за угрюмой внешностью.
Я вижу в нем не слабого мужчину, а достаточно сильного, чтобы быть уязвимым со мной, зная, что я могу причинить ему боль. Что я могу взять его секрет и использовать его против него, если захочу.
Я всегда считала его красивым, но в этот момент…
Он прекрасен.
Его короткий вдох нарушает тишину.
— Как я могу ожидать, что ты заслужишь мое доверие, если не дам тебе такой возможности.
Я отворачиваюсь, не в силах выдержать тяжесть такого пристального взгляда дольше нескольких секунд.
— Хорошо.
Сказать что-то еще – значит выдать, как много его слова значат для меня, а после того, как он вел себя раньше, он не заслужил моей уязвимости.
Пока что.
Его глубокий вздох заполняет тишину.
— В юном возрасте у меня сложилось неправильное представление об отношениях. Что если я стану таким, каким, по моему мнению, меня хотят видеть люди, то они никогда не захотят меня бросить.
Моя нижняя губа подрагивает, и я прикусываю ее, чтобы скрыть, как сильно его слова меня задели. Было ли все это на самом деле, или человек, который привлек мое внимание в старших классах и заслужил звание «Лучшая улыбка», всегда притворялся только потому, что не хотел, чтобы его снова бросили?
Мысль об этом заставляет мое сердце чувствовать себя так, будто кто-то проткнул его тысячью иголок.
Он продолжает:
— Я как только мог угождал людям, но это не было похоже на жертву, потому что у меня было то, чего я, как мне казалось, хотел. Семья. Друзья. Безопасность, — его верхняя губа кривится. — Переезд на озеро Вистерия дал мне возможность переосмыслить себя, и в процессе убедить себя, что счастлив.
— Но это не так.
— Нет, но я обманом заставил себя поверить в это.
— Зачем?
— Потому что не хотел давать тете и дяде повод бросить меня.
Мой подбородок дрожит.
Он отводит взгляд.
— Я говорю тебе это не для того, чтобы ты пожалела меня.
Я не жалею его. У меня сердце разрывается от осознания, что он боролся с этим в столь юном возрасте. Зная, как сильно это влияет на него все эти годы спустя.
Между его бровями появляется морщинка от того, как сильно он хмурится.
— Подобный образ мыслей повлиял на многие мои отношения, включая отношения с бывшей женой.
У меня в животе завязывается узел ужаса.
— У меня и до нее были проблемы с доверием, но она только усугубила их.
Я потеряла дар речи.
— А потом она случайно забеременела, хотя обещала мне, что принимает противозачаточные средства.
Дышать становится непосильной задачей, а легкие горят так, будто я только что вдохнула ведро воды. Я сжимаю губы и сижу молча, пока он делает еще несколько вдохов.
Его смех грубый и горький.
— Я и так был не в себе, но это усугубило ситуацию в десять раз, — он делает паузу, прежде чем снова заговорить. — Но, несмотря на неожиданность, я чувствовал себя… счастливым.
Он смотрит сквозь меня, явно погрузившись в воспоминания из прошлого.
— Мне было двадцать два года, и я был чертовски напуган. Меня не ждало шикарное будущее в университете Лиги Плюща, как Джулиана и Далию, и меня это вполне устраивало, потому что я вообще никогда не подавал документы в университет, но у меня все еще были мечты. Небольших зарплат, которые я получал, работая в строительной компании моего дяди, было достаточно, когда я беспокоился только о себе, но все изменилось после того положительного теста.
— Ты хотел стать отцом?
— Раньше я не задумывался об этом, но как только Хиллари сообщила мне эту новость, я понял, как сильно этого хочу. Беременность, конечно, незапланированная, но для меня это не имело значения, потому что с того момента, как я услышал биение сердца, я знал, что Нико навсегда изменит мою жизнь, и оказался прав.
— Это точно, — я не могу сдержать улыбку.
Он пытается тоже улыбнуться, но безуспешно.
— Хиллари, похоже, тоже была рада стать матерью, но со временем я понял, что ее причины отличаются от моих.
По моему позвоночнику пробегает жуткий холодок.
— Что ты имеешь в виду?
— До того как она забеременела, между нами были… напряженные отношения.
Шок лишает меня способности говорить, поэтому я смотрю ему в лицо и жду, когда он продолжит.
— Мы уже дважды расставались – оба раза по ее желанию, – так что наши отношения не были прочными и готовыми к следующему шагу. Если уж на то пошло, то это я сомневался в том, что у нас получится что-то долгосрочное.
— Ты думаешь…
— Что она забеременела специально?
Я киваю.
— У меня были подозрения, но я никогда их не высказывал, потому что мне казалось, что это того не стоит. Что сделано, то сделано, и благодаря этому у меня есть Нико, так что злиться на нее было лицемерно, когда я был так чертовски рад.
— Ты не посчитал нужным выяснить, не обманула ли тебя мать твоего ребенка?
Он пожимает плечами, но я могу сказать, что эта мысль беспокоит его, хочет он это признавать или нет.
— Она сказала, что забыла принимать таблетки в течение нескольких дней, и я поверил ей на слово, — он качает головой. — Ошибка номер один, но неважно. Мы собирались стать родителями, независимо от того, обдумала она свой выбор или нет.
— Но почему ты женился на ней?
Он скорчил гримасу.
— Что? — спрашиваю я.
Румянец ползет по его шее и заливает щеки.
— Ее родители настояли.
— В каком веке они родились?
— В том, где они отреклись бы от нее и уничтожили ее трастовый фонд, если бы я не сделал то, что они хотели. Это не была огромная сумма денег, но ее было достаточно, чтобы больше финансово от них не зависеть.