— В смысле счастлива?
— В целом. Ты чувствуешь себя хорошо?
— В основном да. Не каждый может быть счастлив все время, потому что это невозможно, но я чувствую себя хорошо большую часть времени.
— Это хорошо, — он поправляет маску для подводного плавания, чтобы очки удобно сидели на лице.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Papi (Папа) сказал мне, что иногда, когда людям очень-очень грустно, они причиняют боль себе, а не другим.
Так вот о чем шептались Рафаэль и Нико, пока я притворялась, что очарована океаном. Мы с Рафаэлем согласились с этим ответом еще в отеле, но меня все равно тревожит мысль о том, что Нико об этом знает.
Я делаю глубокий, очищающий вдох.
— Он прав.
— Так ты действительно сделала себе больно?
Мой взгляд падает на колени.
— Да.
— Потому что тебе было очень, очень грустно? — он хмурится.
— Было, но я больше так не делаю. Я поговорила с человеком, который помог мне стать лучше и научил меня, что нужно делать вместо этого.
Это, кажется, смягчает напряжение в его плечах.
— Мне грустно, что тебе было так больно.
Мое сердце словно уменьшилось вдвое.
— Теперь мне лучше. Честно.
Он протягивает мизинец.
— Ты клянешься?
Я соединяю свой мизинец с его и обещаю, прежде чем сказать:
— Тебе не нужно беспокоиться обо мне.
— Papi (Папа) сказал мне, что беспокоиться о тех, кого мы любим, – нормально, потому что это значит, что нам не все равно.
Мои глаза затуманились.
— Я тоже тебя люблю.
— Больше, чем кислых жевательных червячков?
Я киваю.
— И клубнично-лимонные газировки.
Пластиковые ласты на его коленях падают на пол, когда он вскакивает и заключает меня в объятия.
— Я люблю тебя больше, чем пианино, супергероев и Дюка Брасса.
— Ничего себе, сколько любви от такого маленького парня.
— Papi (Папа) говорит, что у меня самое большое сердце.
Второе по величине сердце, сразу после сердца его отца.
Глава 46
Рафаэль
После долгого дня, проведенного на воде, где мы плавали с маской и трубкой до боли в мышцах, мы заказываем обслуживание в номер и ужинаем вместе в обеденной зоне номера.
К концу ужина Элли так устала, что едва может держать глаза открытыми, когда садится на диван.
Нико протягивает Элли гитару, чтобы она взяла ее.
— Может, ты все-таки сыграешь песню? Пожалуйста.
— Может, я пообещаю сыграть две песни завтра?
— Нет, — Нико меняет стратегию, забирается на диван и щекочет ее ступню.
— Прекрати! Если ты еще раз так сделаешь, меня стошнит.
— Mijo (Сынок), — я поднимаю глаза от фотографии, которую отправлял в семейный групповой чат.
— Что?
— Оставь Элли в покое.
— Но она же обещала мне, — он выпячивает нижнюю губу, но эта стратегия перестала действовать на меня много лет назад.
Вздохнув, Элли садится.
— Хорошо. Одна песня.
— Ура! — Нико пару раз подпрыгивает на подушке, прежде чем успокоиться.
— Ему нужно усвоить, что «нет» значит «нет».
— Хорошо, что у него есть папа, который любит это слово. Он быстро станет профессионалом, — она ухмыляется.
Я чешу нос средним пальцем, а Элли смеется, настраивая свою гитару.
Мой телефон вибрирует у меня на бедре, и я проверяю групповой чат Муньос-Лопес. Я отправил несколько фотографий и пару видео, на которых Нико занимается снорклингом, ходит в походы и катается со мной на квадроцикле.
Tía (Тетя): Нико так напоминает мне тебя и Джулиана, когда вы были моложе.
Роза, Далия и Лили отвечают сообщениями, полными различных эмодзи.
Далия: Кто-нибудь собирается обратить внимание на очевидное?
На большинстве фотографий, которые я отправил, изображены мы с Нико, за исключением одной, которая понравилась Элли, с нашей поездки на снорклинг. Нико сидит между нами, обхватив нас руками, и улыбается самой глупой улыбкой. Элли смотрит в камеру с небольшой улыбкой, а ее тело расположено таким образом, чтобы скрыть шрамы за пластиковыми ластами.
Я пристально смотрю на фотографию, ища любые возможные подсказки. Если увеличить изображение, можно заметить слабый шрам, который Элли не заметила, но тогда человеку придется рисковать моим гневом, признавшись, что он так пристально разглядывал ее ноги.
Рафаэль: Что?
Далия: Ты улыбаешься!
Я совершенно не обратил внимания на эту маленькую, но очень важную деталь на фотографии.
Лили: Я забыла, как выглядит его улыбка.
Лили: И половина его лица.
Джулиан: По-прежнему самый некрасивый из кузенов Лопес.
Далия: Не слишком ли рано ты избавился от своих фланелевых рубашек?
Лили: Я голосую за «нет». Я добровольно разберу весь его шкаф.
Рафаэль: Эль никогда не жаловалась на мою одежду.
Далия: Теперь нас официально волнует мнение ЭЛЬ?
Блять.
Рафаэль: Опечатка.
Tía (Тетя): Эль! ¡Me encanta! (Мне нравится!)
Рафаэль: Пожалуйста, не называй ее так.
Tía (тетя): ¿Por qué? (Почему?)
Лили: Это очаровательно.
Далия: Думаю, ты мог бы придумать что-то получше, чем такое прозвище, но оно все равно милое.
Рафаэль: Успокойся, клубничная милашка.
Джулиан посылает эмодзи среднего пальца.
Я быстро отвлекаюсь от телефона, когда Элли тихонько напевает.
— А как насчет новой песни, над которой ты работала? — спрашивает Нико.
Хотя я рад, что она снова начала писать песни, моя грудь сжимается при мысли о том, что может произойти, если Коул захочет получить от нее больше песен.