Тогда я понятия не имела, почему Рафаэль плакал, но мне удалось собрать все воедино после того, как Жозефина однажды рассказала, что годовщина смерти его матери приходится на двадцать третье декабря.
Воспоминание исчезает, когда Нико снова заговорил.
— От этого не легче.
Я крепко сжимаю его руки.
— Мне жаль.
Он прижимается ко мне.
— Это не твоя вина.
— Нет, но я все равно виновата. Ты держал это в себе все это время…
Я должна была надавить. Задавать больше вопросов. Сделать что-то серьезнее, чем нелепый счетчик улыбок в надежде свести Нико и его отца вместе, думая, что это поможет.
Я делаю глубокий вдох и высказываю мнение, которое Нико будет неприятно услышать.
— Тебе придется рассказать ему об этом.
Его руки крепко обхватывают меня.
— Обязательно.
— Когда?
Он вздрагивает.
— После нашей поездки?
Я отстраняюсь, чтобы получше рассмотреть его.
— Нет. Ты не можешь ждать три недели, чтобы рассказать ему о чем-то подобном.
— Почему нет?
— Потому что он твой отец. Он должен знать, что с тобой происходит, чтобы помочь.
— Если я расскажу ему сейчас, это ничего не изменит, — его плечи опускаются, словно они в одиночку несут груз всего мира. — Мои зрение уже никогда не станет лучше.
Как бы мне ни хотелось отрицать правду, Нико прав. Мы ничего не можем сделать, чтобы изменить его диагноз, но это не значит, что он должен бороться в одиночку. Он может рассчитывать на нашу поддержку во всем.
— Если тебе страшно, я могу поговорить с ним вместо тебя.
На его лице промелькнуло выражение чистого отчаяния, когда его пальцы впились в мою руку, прямо над крошечными татуировками в виде бабочек.
— Нет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Элли. Не говори пока ничего. По крайней мере, до окончания нашей поездки.
— Почему ты хочешь подождать?
— Сегодня он улыбался, а вчера смеялся!
Пропасть в моей груди становится все глубже, когда я вспоминаю звук, который застал меня врасплох. Хотя смех Рафаэля не был громким или сильным, он был мягким и достаточно впечатляющим, чтобы заставить Нико улыбаться весь оставшийся день.
— Он больше никогда не засмеется, — в туманных глазах Нико появились слезы. — Я не хочу портить ему настроение перед нашей поездкой.
Мой глубокий вдох, возможно, и не успокоит мое сердце, но даст мне время очистить голову.
— Мне нужно, чтобы ты был честен со мной и рассказал, насколько все ухудшилось после твоей проверки в январе.
Он просит воспользоваться моим телефоном и выводит на экран пример своего текущего зрения. Оно стало тусклым по краям, как будто он видит мир через бинокль, о чем врач предупреждал Рафаэля, учитывая состояние здоровья Нико. Все не так страшно, как я думала, но все равно беспокоит меня, учитывая, насколько он юн.
Хотя я не хочу рисковать своей работой ради тайны, я не уверена, что у меня есть выбор, если я не хочу разрушить доверие Нико. Если бы его безопасность действительно была под угрозой, я бы в один миг предала его доверие, чтобы защитить, но я предпочту поверить ему.
Я тяжело вздыхаю.
— Я дам тебе время до празднования дня рождения.
Его лицо приобретает нездоровый оттенок зеленого.
— Но это же через неделю!
— Либо так, либо мы скажем ему сегодня вечером.
Мне невыносимо настаивать на своем, особенно когда Нико надувается и говорит:
— Я не хочу, чтобы он грустил перед нашими каникулами.
— Это справедливо, но ты знаешь, что это правильно.
В ответ он лишь глубоко вздыхает.
Я поднимаю его подбородок, чтобы он мог посмотреть мне в глаза.
— Он может быть временно несчастлив, но поездка поможет ему почувствовать себя лучше.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю, — может, я и не уверена наверняка, но я никогда не слышала, чтобы хоть один человек сказал, что он плохо провел время на Гавайях.
Учитывая все усилия, которые Рафаэль приложил к планированию этой особенной поездки для своего сына, включая отмену первоначального маршрута по Европе, потому что Нико стал одержим Гавайями в этом году после просмотра ста часов видео об этом месте, я знаю, что он хорошо проведет время.
Или я на это надеюсь.
— Хорошо. Хорошо. Я скажу ему после следующих выходных.
Этот мини-Лопес станет моей погибелью, потому что если Рафаэль груб по краям и держит свое сердце за ледяной стеной, то Нико носит его гордо на рукаве, чтобы все видели.