После ужина мы идем на смотровую площадку, с которой по словам менеджера курорта можно наблюдать за закатом, поскольку это наш последний вечер на Оаху. Нико понравилась эта идея, но он заснул после нескольких раундов игры в «Я шпион». Остаток пути мы с Элли провели, слушая негромкие песни Фрэнки Эстель, одной из любимых исполнительниц Нико и ее самой.
Я паркую джип на небольшой грунтовой площадке и пристраиваюсь возле багажника, а Элли достает из сумочки блокнот и направляется к пустой скамейке, обращенной к небу, испещренному оранжевыми и розовыми полосами. Волны разбиваются о скалы внизу, издавая успокаивающий звук, который можно слушать, пока я перебираю мысли в голове.
Мой разум и тело воюют друг с другом: голова предостерегает меня от близости с Элли, а руки чешутся от желания обнять ее и никогда не отпускать. Это как настоящая война: желать кого-то до боли и в то же время знать, что этого не может произойти по множеству причин.
Она хочет найти того самого, а я — не он.
— Хотя я польщена, что ты хочешь поглазеть на меня, ты упускаешь весь смысл нашей поездки сюда, — она поворачивается и смотрит на меня, изогнув бровь.
Попался.
С большей уверенностью, чем чувствую, я подхожу к скамейке и сажусь.
— Над чем ты работаешь? — когда я пытаюсь заглянуть на страницу, она закрывает блокнот.
— Над песней.
— Правда? Я думал, ты больше не пишешь музыку.
— Я решила попробовать еще раз.
— С чего вдруг такая перемена настроения?
Она поправляет цветок, который я положил ей за ухом сегодня вечером, и опускает руки.
— Я не хочу прекращать заниматься любимым делом, потому что мне страшно.
— Чего ты боишься?
Ее губы остаются плотно сжатыми в тонкую линию.
Прекрасно. Я заслужил это, особенно когда был закрытой книгой, но меня это беспокоит. Как и раньше, когда я заметил, что она плачет.
Уже дважды за день я чувствую раздражение из-за того, что Элли держит меня на расстоянии, и я пока не знаю, что с этим делать.
Да и не уверен, что хочу.
Я делаю фотографию заката, чтобы потом отправить ее в семейный чат, а затем убираю телефон обратно в карман.
— Что нашло на Нико сегодня вечером? — спрашивает она минуту спустя.
— Не знаю, — я пытался надавить на него, когда Элли ушла в уборную, но он не поддался и сменил тему.
— Это правда? — в ее глазах мелькнуло веселье.
— Что?
— Что ты сказал, что я красивая?
Мой рот искривляется в уголках.
— И кто это теперь выискивает комплименты?
— Мне любопытно.
— Почему?
Она отводит взгляд, ее щеки становятся такими же розовыми, как и небо.
— Забудь.
Я смотрю на нее, пока она снова не встречает мой взгляд.
— Я не собирался говорить сыну о том, о чем я действительно думал, если тебе это интересно.
Она издала дрожащий вздох.
— О чем?
— О том, что ты выглядела так чертовски великолепно, что мне было физически больно смотреть на тебя, потому что я знал, что ты никогда не сможешь стать моей.
Ее резкий вдох заполняет тишину.
— Это потому, что я няня Нико?
— Нет, это из-за меня.
Глава 34
Элли
— Что это значит? — мой блокнот падает на пол, когда я вскакиваю со скамейки. Я не склонна к конфронтации, но Рафаэль всегда вытягивает из меня огонь, который мне трудно погасить, даже с помощью глубоких вдохов и мантр йоги Уиллоу.
Его глаза смотрят на меня.
— Ты безнадежный романтик.
— Я предпочитаю термин «надеющийся».
Он прищуривается.
— Именно это я и имел в виду.
Я хмурюсь еще сильнее.
— Это так плохо?
— Теоретически, нет.
— Но ты, кажется, так думаешь.
— Только потому, что я никогда не буду тем самым, — говорит он с усмешкой, заставляя мои щеки вспыхнуть от смущения.
Конечно, я вскользь обмолвилась, что ищу того самого, например, когда мы покупали мороженое прошлой ночью, но это прозвучало не так по-детски, как ему показалось. Не то чтобы я искала какую-то особенную вторую половинку, отвергая людей налево и направо, потому что они не соответствуют нереальным ожиданиям.
Я скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть, как они дрожат от гнева.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть разборчивой и знать, чего я хочу.