Глава 2. Принц изменился.
1.
Сначала Принц ничего не увидел в зеркале, кроме своего собственного отражения, и уже хотел было разочарованно отставить драгоценную безделушку в сторону, как вдруг плоская золотистая поверхность дрогнула, подобно водной глади, в которую бросили камень. По ней хаотически замелькали обрывки изображений, точь–в–точь как в объективе калейдоскопа, только намного быстрее. Какие–то незнакомые лица, части городов, каких–то неизвестных пейзажей, животных и растений, неизведанных солнц и созвездий… От всего этого у Принца закружилась голова. Но вот внезапно хаотическое движение прекратилось и, как это бывает при остановке трубы калейдоскопа, перед его взором сформировалось одно–единственное изображение.
Принц увидел остроконечную башню на вершине крутой скалы, которая ярко сверкала на фоне ослепительно голубого неба так, как будто бы целиком была сделана из золота. Башню венчала наблюдательная площадка в виде диска, на которой кто–то находился. Но кто – Принц разобрать не мог: какая–то маленькая и ослепительно яркая желтая точка.
Вдруг сознание Принца потянуло в ее сторону, да так, что он не мог противиться этому влечению, подобно тому, как железо не может противиться притяжению магнита. Принц хотел было перестать смотреться в зеркало, но он был не в силах отвести свой взгляд от его сверкающей поверхности. Душу его охватило такое нестерпимое жжение, как если бы в нее вливали расплавленное золото. Принц чувствовал, что источником и притяжения, и жжения была та самая маленькая светлая точка на вершине башни. Она мысленно звала его, властно приказывала прийти к ней, – и сознание Принца тут же откликнулось на беззвучный зов новой хозяйки.
По мере приближения точка увеличивалась в размерах до тех пор, пока Принц не увидел перед собой достаточно четко оформленную фигуру, с виду напоминающая женскую, но всю как бы сделанную из золота. Однако больше всего Принца поразило не это, а то, что фигура скорее напоминала призрак, нежели живое существо. Все в ней было – от черт лица до деталей одежд – каким–то нереальным, тонким, воздушным, прозрачным.
Облачена она была в золотые, по–королевски роскошные, одежды: длинное платье с мантией, прикрепленной к плечам застежками в виде солнечных дисков, украшенные бриллиантами туфельки на высоком каблуке. На голове ее красовалась блистающая россыпью кроваво–красных рубинов диадема, напоминающая чем–то нимб какого–то древнего языческого божества. Идеально округлый овал ее лица напоминал чем–то солнечный диск, а золотые струи ее золотых, сверкающих ярче солнца волос, волнами ниспадавших на плечи, – поток солнечных лучей. Золотой была и ее кожа, золотыми были даже ее глаза…
Вернее, глаз в обычном смысле этого слова у нее не было. Только пустые глазницы, как на театральной маске, из которых изливался яркими пучками солнечный свет. Глазницы, таким образом, напоминали ярко освещенные ночью окна домов, сквозь которые на улицы брызжет свет. Только свет, изливающийся из ЭТИХ глаз, был совершенно невыносим. Он жег душу, причиняя ей боль еще большую, чем глазам причиняет боль свет видимого солнца, и в то же время он тянул ее к себе, как тот свет, что притягивает к себе мотыльков только для того, чтобы затем погубить их. При этом лицо этой золотой призрачной женщины было абсолютно неподвижно, бесстрастно, по–королевски величественно и… беспощадно, как беспощадно прекрасно и губительно бывает солнце в безжизненной пустыне.
Когда Принц оказался на дискообразной площадке, солнечное существо внимательно взглянула на него примерно так же, как люди обычно смотрят на летающее вокруг них насекомое – со смешанной долей любопытства, чувства собственного превосходства и брезгливости.
«Откуда у тебя Мое зеркало? Кто дал его тебе?» – возник в сознании Принца мысленный вопрос.
Контроль над собственным сознанием давался Принцу неимоверным усилием воли, примерно с таким же трудом, как если бы он задумал держать в руках стакан с кипятком. Но, несмотря на эти муки, он все же гнал, как мог, из своей головы воспоминания о карлике Хнуме, ведь он пообещал его не выдавать, а обещания Принц привык сдерживать.
«Ах, молчишь, трупный червь! – после некоторой паузы вновь проговорил беззвучный Голос в его сознании. – Ну, да, ладно, это сейчас неважно. Знай, смертный, что если раньше ты владел Моим зеркалом, то теперь Мое зеркало будет владеть тобой!» От яркой вспышки золотого света глаза Принца резануло, как ножом. У него перехватило дыхание, на миг он совершенно ослеп. А потом его душа погрузилась в огненную пучину, в которой утонули последние остатки сознания.
2.
Очнулся он лежащим плашмя на траве. В обоих руках он судорожно сжимал золотое зеркало.
Принц совершенно не понимал, что с ним происходит. Он просто почувствовал, что в его душе с некоторого момента поселилось какое–то иное, чужеродное начало, и это иное начало жгло его душу ненасытно страстным желанием – еще хотя бы раз взглянуть в пустые золотые глазницы той незнакомки, ощутить непереносимо жгучее сладостное прикосновение ее солнечного взгляда к своему сердцу. Тяжелая тоска черным покрывалом окутала душу Принца, но, сколько он ни вглядывался вновь и вновь в металлическую поверхность зеркала, он видел в нем лишь свое отражение.
Принц не помнил, как пришел домой.
Фея встретила его, как всегда, с распростертыми объятиями. Она обняла и поцеловала его, поблагодарив за собранные травы. Дети прибежали и с визгом бросились на руки отцу, показывая, какие красивые венки они сплели сегодня, гуляя по лугу под бдительным руководством Осленка, а Котенок и Щенок так и вились рядом у его ног, ожидая, когда он их потреплет по мягкой шкурке.
Вскоре вся счастливая семья, как обычно, уже сидела за обеденным столом. Хозяйка ставила на стол все новые и новые блюда. Тут были и сладкая и полезная каша из розовой пыльцы, дававшая здоровье и вечную молодость, а детям – силы для роста, и суп из розовых одуванчиков, от которого всегда хотелось петь веселые песни, и сладкая вата из розовых облаков, – самое любимое лакомство детворы и самого Принца. Помимо основных, «розовых», блюд на столе стояли блюда с разнообразными овощами и фруктами, а также сладкое и ароматное молоко из молочных деревьев.
Все были веселы и настроены на общение. Но каково же удивление было у всех, когда в этот раз привычный порядок оказался нарушенным. Принц молчал, не смотрел на Фею и вообще был каким–то чужим, потерянным, как забытый кем–то на стуле плащ. Он видел перед собой только два ослепительно сверкающих солнечных шара и слышал только металлический бездушный голос в своей голове: «Приди, приди ко Мне, расплавься в Потоке, стань совершенно золотым, стань Солнцем!» И от этих видений Принцу ничего не хотелось. Он не видел Феи, не видел плюшевых друзей, да и еда не лезла ему в горло.
Сначала Фея ничего не понимала.
«Наверное, – подумала с тревогой Фея, – его опять тянет на подвиги. Видимо, предложенный мною подвиг оказался ему не по нраву. Надо накормить его розовой пищей – она отгоняет любую хандру, а уж потом мы вместе решим, какой другой подвиг он сможет совершить, чтобы вернуть уверенность в себе и прекрасное расположение духа».