– Ну и, положим, снять ты ее не успел, а где же дукаты? – вопрос Феей был задан с явным расчетом изобличить мужа во лжи, тем более что никаких своих дукатов у Принца быть не могло – все имеющиеся в доме деньги хранились только у Феи.
– Дукаты? Ах, да, дука–а–а–аты–ы–ы–ы… – торопливо произнес Принц, лихорадочно облизывая пересохшие губы и на ходу соображая, куда же они, в самом деле, могли подеваться. Но мысли упорно не хотели собираться вместе, а разбегались в голове словно стадо испуганных барашков. – Вспомнил! – наконец, звонко хлопнув ладонью по лбу, воскликнул Принц. – Да они же утонули в реке, дорогая!
– Ах, утону–у–у–у–ли… Ну, конечно, утонули, куда ж они еще, в самом деле, могли подеваться, – с горькой иронией усмехнулась Фея, судорожно сжимая и разжимая кулачки.
– Да, да, совершенно верно, утонули! Дело в том, что эта чудная лань бросилась от меня в реку и стала ее переплывать, ну а я, конечно же, – за ней в погоню, в одежде, ну и дукаты вывалились у меня из кармана и утонули в реке. А лань – будь она неладна, такая красивая, самая красивая на свете, – была такова! – и Принц махнул рукой в сторону предполагаемого бегства лани.
Фея смерила Принца свирепым взглядом. Ее губы побелели и сжались в одну ниточку. В этот момент Фея напоминала чем–то разгневанную пантеру: казалось, вот–вот можно было увидеть хвост, которым она гневно бьет по своим бокам. Ясно было одно: такое положение не могло продолжаться бесконечно. Гнев, дойдя до определенной точки кипения, непременно должен был выплеснуться наружу.
Принц, конечно же, продолжал бы говорить еще и еще, и неизвестно, сколько бы времени продлилась эта странная беседа, если бы не получил вторую затрещину в правое ухо. Не устояв на ногах, Принц рухнул на крышку стола, который под ним сломался, опрокидывая с великим грохотом на пол всю еду, посуду и напитки.
Котенок, сидя под окном, от страха даже икнул: он и не подозревал, что его хозяйка, обычно сдержанная и ласковая, может вытворять такие вещи! Но что не сделает с любой женщиной ревность, даже если она и фея?! Наоборот, именно потому, что она – фея – эффект от ее затрещин и был таким сокрушительным. Ведь любое ее неконтролируемое движение могло вызвать действие почившей на ней великой магической силы.
– Ты что, милый мой, за дурочку меня принимаешь?! – словно рассерженная змея шипела она. – Ты что, пьян, что ли?! Зачем ты плетешь мне эту ахинею?! Разве ты не знаешь, что феи чувствуют ложь за милю, потому что сами никогда не лгут?!
– Хочешь, верь, а хочешь не верь, а все это правда, – сам себя не узнавая, невозмутимо сказал Принц, с трудом выбираясь из–под обломков стола.
После такого ответа от третьего удара Принц отлетел в противоположный конец залы, словно тряпичный мяч, который со всей силы пнули ногой. Раздался громкий звук разбитого окна. И Принц, вылетев в окно, на лету увлекая за собой розовую занавеску, упал на землю, а на прятавшегося там Котенка посыпался целый дождь разноцветных осколков. Весь исцарапанный, тот пустился наутек и спрятался за углом дома.
Фея же увидела, что она явно перестаралась – так ведь и убить можно! Ее сердце в страхе сжалось, и она стремглав побежала на улицу, чтобы посмотреть, что с Принцем. Принц уже не вставал. Он лежал весь исцарапанный осколками стекла на траве, закутанный с ног до головы в розовые занавески, словно мертвец в саван. Вся правая часть лица – от виска до челюсти – представляла из себя один большой кровоподтек.
Фея подбежала к Принцу, присела рядом, положив его голову к себе на колени. Она достала из нагрудного кармашка платья волшебную мгновенно заживляющую мазь и стала смазывать ею лицо мужа.
Принц постепенно приходил в себя. Он медленно открыл глаза и грустно посмотрел на Фею.
– Дорогой, с тобой все в порядке?
– Оставь меня в покое, Прекрасная Фея, – уныло сказал Принц. – Мне нужно побыть одному. – С этими словами он встал и, немного пошатываясь, побрел к реке. Фея хотела было броситься за ним вслед, но в последний момент удержалась.
Принц действительно ушел на реку и весь день бесцельно бродил по берегу, с тоской глядя на отражение солнца в воде. Он несколько раз доставал из кармана зеркальце, но таинственная незнакомка в нем больше не появлялась: зеркало просто отражало его лицо – грустное и скучное.
Принц искал, но нигде не находил утешения. Мир окружавшей его природы, – вся эта изумрудная трава, качающиеся на ветру камыши, плеск прозрачной воды у берега и приглушенный шепот ив – мир, который он боготворил и с которым он всегда был на «ты», стал казаться ему каким–то ненастоящим, призрачным, черно–белым. Настоящим теперь было только одно – золотое Существо из зеркала. И обрести это настоящее он не мог. И от этого смертная тоска окутала черным саваном его сердце.
3.
А Фея, в свою очередь, также не могла найти себе места. Сначала она ходила по дому из угла в угол, словно разъяренная пантера в клетке, и пыталась найти хоть какое-то разумное объяснение произошедшему.
Во–первых, ей стало жутко стыдно за свое поведение.
«Создатель! Опуститься до рукоприкладства, до скандала, причем при детях и Зверятах! Будто я не Фея, а какая–то простая деревенская баба!» От этих мыслей она мучительно покраснела до самых корней волос, закрыв ладошками свое прекрасное личико.
«И это после того, как я сама учила детей и Принца дипломатичности и сдержанности, что грубая сила – это не решение проблемы, что зло нужно побеждать добром, а ненависть и злобу – любовью и нежностью...»
«Но я же люблю Принца! – попыталась мысленно оправдаться перед самой собою Фея. – Он – смысл моей жизни, он для меня – все, и даже сама мысль о том, что я его потеряю, для меня была невыносима, вот почему я и потеряла контроль над собой!»
Эта мысль помогла ей выйти из замкнутого круга самоосуждения. В голове сразу возник другой вопрос: кто же такая «она»?
В самом деле, а кто? Ведь в этой глуши, у самого Предела, нет никого: ближайшие города людей – за сотню миль отсюда. Правда, было небольшое поселение неподалеку, но там Принца точно не было – она бы обязательно почувствовала его присутствие там или где–нибудь неподалеку. А дальше, вглубь Леса, вряд ли человеческая девушка осмелилась бы зайти. Да и не тянут, скажем честно, деревенские прелестницы на «само совершенство».
Карлики тоже не в счет – их женщины тем более не могли бы претендовать на «совершенную красоту». Соседние Хранительницы квартировали за многие десятки миль отсюда.
И вдруг Фею осенило: «Проклятье! Ну, как же я не подумала об этом сразу!? Опять эти русалки взялись за старое! Либо они, либо лесные ведьмы вновь зашевелились! С них станется воровать чужих мужей и пускать в ход приворотное колдовство, особенно чтобы посмеяться над нами и над нашими священными таинствами и обычаями! И не мудрено, ведь у этих «падших» совершенно нет понятия о священных узах брака и для них законы Триединой Премудрости – пустой звук! А что касается «совершенства» – то и тут все ясно: приворотное колдовство может сделать «самим совершенством» и дождевого червя, не то что довольно миловидных обитательниц лесных омутов и чащоб…»
Теперь, придя к мнению, которое показалось Фее правдоподобным, она стала думать, как же выйти из положения. Решение было простым: на любой приворот всегда найдется контрприворот и тогда Принц обязательно вернется к ней. А уж потом она разберется с этими наглыми девками... От этой мысли Фее действительно стало легче, она даже повеселела и бойко принялась за дело.