Во всей обстановке дома и приусадебного хозяйства посторонний наблюдатель не заметил бы никакой роскоши, никаких излишеств, только самое необходимое. И это не случайно. Смысл жизни фей – не покладая рук и крыльев служить Порядку и Процветании Целестии. Ничто не должно отвлекать их от самоотверженного труда на Общее Благо.
Впрочем, теперь, глубокой ночью, оценить неприхотливую красоту жилища Феи не смог бы и случайно оказавшийся здесь странник – после жаркого дня его окутал густой прохладный туман, поднявшийся из поймы реки, совершенно скрывая его от посторонних глаз. Сквозь пелену тумана, как маяк на одинокой скале посреди покрытого мраком моря, пробивался лишь яркий свет ночного светильника. Это с фонариком в плюшевых лапах дожидался на крыльце прибытия долгожданного гостя еще один диковинный плюшевый зверь.
Зябко дрожа, несмотря на черную плюшевую шубку, нахлобучив на самые уши соломенную шляпу с широкими полями, обгрызенными по краям мышами, Осленок близоруко щурил свои добродушные и кроткие глаза, спрятанные за толстыми стеклами круглых старушачьих очков, придававших ему одновременно и чудаковатый, и интеллигентный вид. И не мудрено, ведь Осленок считался в плюшевой компании поэтом и грамотеем.
Появление Осленка посреди ночи на улице дело, надо сказать, из ряда вон выходящее для всех тех, кто знал его, ведь он был весьма большой охотник поспать. Но этому было простое объяснение.
Дело в том, что Фея, опередив Котенка и Щенка, словно рассерженная пчела влетела через открытое окно в мансарду, где располагалась спальня Зверят, и тут же устроила порядочную головомойку Осленку, продолжавшему мирно сопеть у себя на кровати.
– Осленок! Ты спишь, лентяй?! А ну, подъем! – опять уперев ручки в бока, встала в позу строгой мамаши Фея.
– А? Что? – впопыхах вскочил с постели еще толком не проснувшийся Осленок. Он торопливо приглаживал непослушную шерстку на макушке и тщетно искал близорукими глазами очки.
– Уснул? Уснул!!! Я же тебе велела быть на стороже! Ну да ладно, быстро марш – приготовь баню! Немедленно! У нас раненый человеческий юноша! – и Фея властно указала своим тонким пальчиком в сторону бани, располагавшейся на первом этаже.
– Раненый?! Юноша?! О, Создатель, как же я мог заснуть! – хватаясь за голову, сокрушенно пробормотал Осленок. – Простите, госпожа, все исправлю! – и опрометью кинулся к двери.
Но его остановил резкий окрик Феи.
– Да, госпожа?
– Осленок, растяпа ты эдакий, очки–то свои забыл!..
Затем Фея полетела навстречу Котенку и Щенку, а Осленок принялся топить баню. Надо сказать, что от него при этом не требовалось прилагать больших усилий. Подчиняясь приказу Феи, деревянные тазики один за другим, как неуклюжие утята, сами заковыляли к реке, в печи вспыхнуло магическое, не требующее дров, голубое пламя. Осленку оставалось только следить за происходящим, указывая, куда вставать вернувшимся с ношей тазикам, куда выливать воду и все в таком роде. А потому, когда, наконец, подошли остальные Зверята, Осленок с нетерпением дожидался их на крыльце с зажженным фонарем.
Зверята, забавно пыхтя, втащили носилки внутрь и положили юношу на широкую лавку, застеленную непромокаемым матрацем. Фея с беспокойством следила, чтобы они поместили его со всей возможной осторожностью, но напрасно – Зверята свое дело знали. После чего Котенок деловито повернулся к Фее и, для храбрости слегка кашлянув в плюшевый кулачок, важно сказал:
– Ну, все, хозяйка, дальше мы со Щенком разберемся сами. Незамужним девушкам тут не место. Так что, извиняйте! – и с этими словами довольно бесцеремонно захлопнул дверь перед самым ее носом! Фея, покраснев как пион, однако, промолчала и села тут же, рядом, на принесенную табуретку. Потянулись бесконечно долгие минуты ожидания.
Когда Зверята окончили мыть юношу и обновлять ему повязки, Фея уже выходила из себя от нетерпения.
– Ну что так долго?! А вдруг он умрет?! Вы осмотрели его раны повнимательнее?! – скороговоркой выпалила она, завидев промокших до нитки Зверят, которые кубарем вывалились из парной бани.
– Обижаешь, хозяйка, м–р–р–мяу! – деловито и важно произнес Котенок, облизывая розовым, жестким как щеточка, язычком основательно промокшую плюшевую шкурку. – Осмотрели! Кроме переломов и сотрясения мозга, не считая ссадин и царапин, ничего нет…
– В общем, жить будет, а–ав!!! – радостно тявкнул Щенок и затрясся всем своим телом, обдав всех стоящих, в том числе и саму Фею, потоком брызг, отчего тут же, впрочем, получил от Котенка по шее.
Но Фея даже не обратила на это внимания. Она благочестиво сложила ручки на груди и зажмурила просиявшие от радости лучистые небесно–голубые глаза:
– Слава Создателю, он жив… – еле слышно шепнула она, но уже через несколько мгновений лицо ее приняло опять серьезное и озабоченное выражение, и она снова перешла на привычный язык команд:
– Так, Зверята, отнесите его в комнату для гостей! Осленок, подготовь там все для больного! Немедленно!
И Зверята опять бросились вприпрыжку исполнять повеление хозяйки.
Но когда юноша оказался, наконец, в своей постели, Фея тут же выпроводила из комнаты Зверят.
– Все, спасибо вам, дорогие мои друзья, – сказала с улыбкой она, обнимая сразу всех троих одновременно. – Теперь идите на заслуженный отдых. Вы хорошо сегодня потрудились. А я останусь здесь, посижу и пригляжу за больным. Спокойной ночи!
Осленок и Щенок очень обрадовались такому обороту дел и тут же, без разговоров, бросились к выходу. Но Котенок как–то странно посмотрел на Фею своими хитрющими зелеными глазами и недовольно мурлыкнул:
– Не дело, м–р–р–р, не дело незамужней госпоже сидеть рядом с незнакомым мужчиной одной в комнате! Не дело, м–р–р–р–р…
– А дело ли, когда Зверята говорят о том, как нужно поступать их хозяйке, а–а–а?! – покраснев, вспылила Фея. А потом, схватив Котенка за лапку, довольно бесцеремонно выпроводила его из комнаты и захлопнула дверь перед самым его носом, точь–в–точь как тот сделал это в бане. Итак, Котенку ничего не оставалось, как признать свое поражение и отправиться спать. А Фея, довольная тем, что ей удалось отомстить Котенку за его самоуправство, вернулась к кровати юноши, поставила рядом с ней мягкое кресло и села.
Ночь стояла тихая, лунная. Фея не отрывала взгляда от лица юноши. И немудрено – вот уже много сотен лет в ее дом не знал гостей. В самом деле, люди сюда почти никогда не забредают, феям из Поднебесья летать в такую глушь недосуг, а соседкам по страже Предела проще связаться с нею телепатически. Фея могла здесь рассчитывать на общение только со зверями и птицами, если не считать Зверят, конечно, да русалок, плававших в реке рядом с домом. Но с русалками феи никогда не могли найти общего языка. Ведь их хлебом не корми, дай порезвиться в воде да попеть непристойные песни, а феям это совершенно неинтересно. Вот почему появление здесь человека, да еще и юноши, совсем младенца по сравнению с нею, не могло не вызвать в ней горячего любопытства, тем более что так близко человека, а тем более мужского пола, она видела впервые.
Когда Зверята уже уснули, а дом окутало покрывало безмолвия, Фея, наконец, решилась поддаться порыву такого обычного для всякой одинокой женщины любопытства. В первую очередь, она украдкой ощупала тело спящего и убедилась, что оно ничем не отличается от тела фей, только более грубое на ощупь и покрытое странным волосяным покровом. Но еще больше ее поразил обнаруженный на шее у спящего золотой медальон с маленькой короной, целиком выложенной из причудливо переливающихся при лунном свете бриллиантов. Над короной была выгравирована серебром литера «А». На правой же руке юноши любопытная Фея обнаружила массивный перстень – печатку, также из литого золота с той же гравировкой. Что это значило Фея поняла сразу – в гостях у нее оказался не просто юноша, но настоящий принц.