Подбежавший старлей услужливо открыл дверцу. В салон внедорожника ворвался ледяной воздух.
— Здравия желаю, товарищ министр обороны! — отчеканил лейтенант. За отсутствием воинского звания у Казакова эта режущая слух форма приветствия считалась нормальной.
Министр кивнул в ответ. От штабной палатки к машинам бодрой походкой шли командир полигона полковник Иванов и командующий Сибирским военным округом генерал-полковник Снетков.
— До пуска ракеты на полигоне Капустин Яр осталось три минуты! — доложил Снетков после приветствия. Соответственно, расчетное время поражения мишени на полигоне — тридцать три минуты. Еще успеете немного кости размять с дороги и согреться.
Генерал-полковник хитро подмигнул, так что ни у кого не осталось сомнения относительно того, как именно им предлагается согреться.
— Греться — это замечательно, — улыбнулся министр. — Но хотелось бы посмотреть на сам запуск. У вас есть видеосвязь с Кап-Яром?
— Так точно! — обиженно сказал генерал-полковник.
— Ну тогда ведите, что ли!
Остальная делегация потянулась следом за Снетковым и Казаковым.
Громадная штабная палатка являла собой совершенно сюрреалистическое зрелище. Чуть провисающие матерчатые стены, пронзительные электрические лампочки в решетчатых плафонах, какие-то непонятные провода, висящие в самых неожиданных местах, множество мониторов, добавляющих свое мерцание к свету ламп. Громко шипела рация, из которой доносились невнятные слова. Перекрывая шум, размеренно тикал таймер. В палатке было жарко — топились сразу три металлические печки, расставленные в разных углах. Около них подобно призракам скорчились бойцы подразделения обслуги. К терпкой жаре, пронизанной запахом смолистых дров, примешивался сильнейший табачный чад. Казаков подумал, что к концу его визита на полигон у него будет чертовски болеть голова. Попросить, что ли, не дымить? Да нет, это армия, тут алкоголь и сигареты настолько же жизненно важные продукты, как хлеб и вода. Максим Эдуардович решил, что потерпит, и устало опустился на подставленный ему походный стул.
Безразлично и громко щелкал таймер. До старта ракеты оставалось полторы минуты.
— Одна минута до старта! — прогремел металлический голос.
Коломиец поднялся со своего стула и пошел вниз, к остальным. Он любил находиться в самой гуще событий, чувствовать их, как рыба чувствует окружающий мир чувствительной линией, проходящей под чешуей на боку.
— Иосиф Степанович, сюда идите! — помахали ему от окна, выходящего на пусковую площадку. Конструктор помахал в ответ и пошел туда.
— Тридцать секунд до старта! — известил голос из динамиков.
Коломиец знал человека, который когда-то наговаривал эти предупреждения для записи. Это был его хороший знакомый, почти приятель, Гера Литвиненко, работавший когда-то на Кап-Яре начальником технической службы. У него был хорошо поставленный красивый баритон — неудивительно, что именно ему и предложили стать сигналом в динамиках.
Воспоминание было одновременно приятным и грустным. Литвиненко умер три года назад от быстро прогрессирующего рака поджелудочной железы. Он был моложе Иосифа Степановича, и для конструктора это стало изрядным ударом. С того момента, как Гера умер, ему казалось, что на космодроме все идет как-то не так, по-другому. И плюс еще этот голос…
Отогнав воспоминания, Коломиец стал глядеть в окно, где под ракетой уже полыхнуло ярко-желтое пламя, тут же утонув в облаках дыма и пара от растопленного и мгновенно закипевшего снега. Спустя секунды три донесся гул двигателей — тяжелый, сочный, заставляющий ходить ходуном прочные бетонные стены центра управления. Коломиец наслаждался этим звуком — казалось, что его детище поет ему песню.
Ракета оторвалась от стартовой площадки и стала медленно взбираться в небо, как будто бы поднимаясь на колонне из огня и дыма. Движение все ускорялось и ускорялось, и вскоре это уже был стремительный полет чуть под углом к зениту. Ракета превратилась в маленькую пронзительно-яркую комету, затем в звезду и наконец погасла вовсе. Конструктор отошел от окна и направился в сторону контрольных терминалов. Там слышались обыкновенные рабочие разговоры:
— Двадцать секунд, полет нормальный.
— Полет нормальный — принято. До выхода в первую расчетную точку навигации — минута.
— Все системы функционируют нормально.
Коломиец наблюдал за этим, как опытный врач, который держит руку на пульсе больного. Без преувеличения это была его стихия.
На полигоне под Новосибирском создатель системы наведения инженер Яковлев неотрывно смотрел в монитор небольшого ноутбука, куда выводились все данные. Фактически это было его выступление, и он слегка нервничал, потому что одно дело, когда твоя система проходит испытания с небоевой ракетой, и совсем другое, когда в хищном корпусе баллистического снаряда находится тонна взрывчатого вещества. Хорошо, что хоть не ядерного.