— Кто узнал?
— Ну, Копрей этот.
— Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.
Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.
— Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? — громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.
— А как вы догадались? — искренне изумился посланец Эврисфея.
— Интуиция! — Сын Зевса воздел вверх перст. — Великая сила…
— Это кто такой? — спросил прячущийся в колеснице золотой баран.
— Это Копрей, — пояснил Геракл, — редкостный дурак, посланец Эврисфея. Он отведет тебя в Микены.
— Мамочка! — завопил Копрей, узрев механическое копытное. — Оно что, говорит?
— Оно философствует! — патетическим тоном возразил баран.
— Это и есть тот самый керинейский подвиг Геракла! — добавил Софоклюс. — Доставишь его к Эврисфею, таковы условия сделки.
— О боги, — заныл Копрей, — будь проклят тот день, когда я поступил на эту неблагодарную работу.
— Секундочку, — возразило копытное, — мы так не договаривались. Я ведь голый! Как же я пойду вместе с этим греком в Микены? Он-то меня, в отличие от косоглазого Эврисфея, прекрасно рассмотрит!
— Один момент, — кивнул Геракл, тренированным движением сдирая с Копрея длинный хитон.
— Однако! — хмыкнул великий герой, увидав на посланце не набедренную повязку, а еще одну, прятавшуюся под верхней, накидку.
— Я предполагал нечто в этом роде, — буркнул Копрей, — и потому заранее хорошо подготовился…
— Это тебе подойдет? — Сын Зевса небрежно бросил накидку капризному механизму.
— Вполне, — воодушевился баран. — Конечно, не золотое руно, но наготу кое-как прикроет.
— Теперь очередное задание, — склочно потребовал Геракл, наседая на сонного посланца.
Копрей сладко зевнул:
— Эврисфей желает, чтобы ты убил эриманфского хряка.
— Теперь пошли хряки… — сокрушенно покачал головой герой. — О Зевс, сколько еще продлится это изощренное издевательство?!
Копрей промолчал, ну а Зевс на Олимпе в это позднее время уже сладко дрых в обнимку… нет, не с очередной прекрасной феминой… а с большой бутылью, в которой весело плескались остатки пенной амброзии.
— Что за хряк? — поинтересовался Софоклюс. — Давай колись, приятель!
Посланец, не удержавшись, еще раз с подвыванием зевнул.
— Никто не знает, что это за напасть…
— Как обычно, — вставил Геракл.
— Хряк время от времени появляется на горе Эриманфе и опустошает окрестности города Псофиса.
— Значит, снова Аркадия, — смекнул Софоклюс.
— С недавних пор в Псофисе по ночам стали исчезать архитектурные произведения искусства: статуи, предметы зодческой старины.
— Ну, это обычное дело, — улыбнулся Геракл. — Уличные воришки.
— Воришки? — вытаращился Копрей. — Тогда за каким сатиром они разобрали и унесли мраморный городской фонтан вместе с писающим мальчиком, изображающим Посейдона в детстве?
— Действительно, — согласился Софоклюс, — совершенно бессмысленное преступление, если только воры не пришли из соседнего города, в котором нет писающего мальчика.
— Но ведь появись он где в Греции, об этом сразу же станет известно. Фонтан уникален!
И греки глубоко задумались.
— Мне бы ваши проблемы, — завистливо вздохнул золотой баран, кутаясь в старый грубый хитон.
— Сатир побери! — через пять минут выругался Копрей. — А я-то чего тут с вами стою как дурак и думаю? Это ведь не мои проблемы. Сами с этим хряком разбирайтесь, а я возвращаюсь в Микены досыпать.
— Погоди, — рявкнул Геракл, — ты забыл мой четвертый подвиг.
— Да-да, я здесь, — отозвался божественный механизм, подбегая к Копрею. — Мой друг, я очень рассчитываю, что путь в Микены будет долгим.
— Часа три, — подтвердил невыспавшийся посланец.
— О… — Копытное в предвкушении закатило светящиеся глаза.
Геракл с Софоклюсом сочувственно поглядели на Копрея.
Бедняга и не подозревал, во что ввязался.
Теперь немного о Херакле.
И пьяному (да и трезвому) циклопу было ясно, что опередить Геракла в совершении четвертого героического подвига самозванцу ни за что не удастся.
Херакл пришел в Аркадию, когда сын Зевса вместе с керинейским бараном уже отбыл восвояси, везя свой трепливый трофей обратно в Тиринф.
Понятно, что самозванец об этом ничегошеньки не знал, облазив все холмистые окрестности, где в конечном счете был атакован голодными бродячими собаками. В качестве сытного обеда Херакл собачкам явно не годился, поэтому напали они на него исключительно из-за его несколько экзотического одеяния.
Убегая от настырных бродячих шавок, Херакл проклял всё на свете, сетуя на нерадивую свою, горемычную судьбу и преисполнившись еще более глубокой ненависти к удачливому блистательному Гераклу.
Добежав до ближайшей речки, самозванец прыгнул в нее с высокого обрыва, однако речка, к несчастью, оказалась небольшим ручейком, в чем Херакл смог убедиться, уже подлетая к близкой земле. Что и говорить, перспектива в Греции очень часто бывает обманчивой.
Так, оглушенный стремительным падением с последующим ударом оземь, ненормальный и пролежал до самого утра, когда в окрестностях Аркадии снова появилась боевая колесница великого сына Зевса, который в спешном порядке искал ту самую гору, на которой проживал некий опустошающий архитектурные окрестности непонятный хряк.
Нужную гору нашли без труда по валявшимся у ее подножия разбитым мраморным статуям, которые во время ночной транспортировки неизвестными воришками по той или иной причине были сломаны.
— Любопытно-любопытно, — пробормотал Геракл, подбирая отбитую голову улыбающейся Геры.
— Вон там в камне я вижу вырубленные ступеньки! — сообщил всегда подмечающий детали Софоклюс.
— Да погоди ты, — огрызнулся сын Зевса, пиная мраморную голову Геры.
Неистово вращаясь, голова устремилась прямо в синее утреннее небо.
— Как я понял, ты хочешь закинуть ее на Олимп? — смекнул историк.
— Нет, — улыбнулся Геракл, — для этого она слишком легкая.
Исчерпав силу ускорения, голова стремительно понеслась вниз, заставив Софоклюса в панике броситься в сторону. Сын Зевса улыбнулся, и кусок мрамора разлетелся в мелкую крошку у его ног.
— Слушай, а ты ничего себе случайно не отбил, когда каменюку пинал? — полюбопытствовал, выглянув из кустов, Софоклюс.
— Не-а. — Сын Зевса лукаво подмигнул хронисту. — У меня плетение на сандалиях железное на случай, ежели кому под зад наподдать придется.
Историк судорожно сглотнул, ибо был он самым первым кандидатом на героический пинок.
— Ладно, где там эти твои ступени…
Ступени были довольно любопытные: гладкие, ровные, отполированные.
— Э… э… э… — Софоклюс недовольно потрогал холодный камень. — Явно не людских рук дело.
— Думаешь, снова олимпийцы?
— Ну а кому еще такое под силу?
— Сейчас узнаем.
Ступени привели эллинов в тесную пещеру, в конце которой имелась большая дверь из сплошного куска блестящего железа.
— Ого, Гефестова работа! — сразу определил сын Зевса. — Никому другому такое не под силу.
— Где же эриманфский хряк? — разочарованно спросил Софоклюс.
— Сейчас всё выясним, — заверил хрониста великий герой, извлекая из-за пазухи всученный настырным Гермесом сотиус-мобилис. — Как же этой фигней пользоваться.
— А ну дай посмотреть, — потребовал историк.
— Ага, сейчас, — усмехнулся Геракл. — Рылом не вышел!
Еще немного поколебавшись, сын Зевса нажал большую красную выпуклость с эмблемой Громовержца: двумя витиеватыми молниями
— Да? — тут же донеслось из сотиуса.
— Что «да»? — гаркнул великий герой.
— Да пошел ты… — громыхнуло в устройстве, и связь прервалась.
Геракл снова нажал красную кнопку…
— Слушай, ты… — угрожающе начал сын Зевса, когда устройство божественной связи снова ожило.