— Но ты не хочешь быть моим защитником.
— Я такого не говорил.
— Выражение твоего лица сказало.
Калеб рассмеялся.
— Ты ничего не вынес из своих уроков, мальчик. Ты не понимаешь нетерпения. Я такой со всеми созданиями. Я хочу свою свободу. В этом я не сомневаюсь. Я ее заслужил за все эти бесконечные века. Но мне свобода ни к чему, если тебя поглотит тьма.
— Ты сказал, что с пророчеством нельзя бороться.
Калеб встал с дивана и очистил кровь движением руки.
— С каких это пор ты слушаешь на уроках? И особенно Моби Дика?
Ник пожал плечами.
— Конечно, я слушаю. На всякий случай, — он отрезвел, когда встретился со зловещим взглядом Калеба, и его накрыл весь ужас его будущего.
— Ты думаешь, я могу спастись?
— Если бы я так не думал, меня бы здесь не было. Я бы уже строил где-нибудь глубокий бункер.
— А если ты прав? Если я не смогу бороться с этим?
— Это неверный вопрос, Ник. А что если сможешь?
Глава 18
Не так уж многим людям приходится выслушивать вдохновляющие речи от демонов. Ник в этом случае посчитал себя счастливчиком. Или проклятым.
«Давай, Ник», — сказал он сам себе. — «Соберись».
У него, вероятно, были эти непонятные силы, которые только и ждали, чтобы проявиться. Пришло время изучить их.
Примерно час назад нашли еще одного четырнадцатилетнего подростка примерно в трех кварталах от «Убежища», убитого тем же способом, со странным символом, нарисованным вокруг тела.
Его тренер собирался отдать их души своему хозяину, как вишенку на сливочном мороженом залитым шоколадным сиропом, и тогда Девюс сможет продолжать свои нападения снова и снова.
Ну, Ник Готье не был вишенкой и уж точно не был дураком.
Если честно, он уже и не знал, кем был, но он не мог остаться в стороне и позволить кому-то умереть или стать жертвой. Особенно, если он мог помочь. Настало время сражаться, а битвы — это то, в чем он разбирался.
«Ты сможешь,» — он крепко сжал цепочку в кулаке и начал думать о нужном изо всех сил.
Бесполезно. Уроки Грима больше злили, чем помогали. Разочарованный, он было начал опускать руки, как почувствовал тепло чьего-то присутствия рядом. Комната купалась в мягком сиянии, которое напоминало чувство материнской любви и привязанности. Оно было таким приятным, что он захотел потеряться в нем.
Рядом появилась Коди, она сидела, подобрав ноги под себя.
— Ты можешь, Ник, — она улыбнулась ему, и все внутри него бросилось в пляс. Черт побери, если она не была самой красивой девчонкой из всех кого он видел. Она всегда выглядела такой милой и доброжелательной.
— Привет, — прошептал он, немного боясь, что он спал, и она приснилась ему.
Ее улыбка стала шире.
— Привет.
Коди знала свое дело. Не дать Нику сойти с пути или принести его голову, силам, управляющим ею. Но каждый раз, когда она смотрела в эти голубые глаза, она теряла в них часть себя.
Часть себя ради него.
Его тяжело было не любить. Все эти силы были сосредоточены в теле того, кто был не уверен в себе и уязвим. Того, кто ставил нужды других выше своих. Он не стал бы изучать свои силы ради себя. Он сидел здесь такой расстроенный, из-за того, что не мог защитить других.
Она накрыла его руки своими.
— Ты прикладываешь слишком много силы.
— Мне нужно заставить это работать. Нет времени на всякую фигню.
Она сердито посмотрела на него. Ее братья были похожи на него, слепо следовали по своему маршруту, даже если он вел не в ту сторону.
И видите, куда это их привело.
Она подавила боль внутри себя. Дело было не в них, а их глупости, которая подвела их обоих и разрушила им жизни. Глупость, которая едва не уничтожила мир.
Дело было в Нике и его идиотизме.
— А если ты строишь книжный шкаф и ломаешь гвоздь пополам, потому что он не забивается так, как тебе надо, что в итоге ты получишь?
— Обломки.
Она улыбнулась.
— Точно.
Ник задрожал, когда она наклонилась к нему и взяла его руки в свои. У нее была самая нежная кожа, из всех, которые он трогал. Будто теплый вельвет.
— У тебя получается что-нибудь?
Ну да, но не то, что он хотел.
— Я никогда с этим не справлюсь.
Она расцепила их руки и взяла гематит, оценивая его вес.
— Может маятник не для тебя.
— Ты о чем?
— Все мы разные. То, что подходит одному, не подходит другому, — она вытянула руки перед собой и сложила в форме чаши. Затем что-то зашептала на красивом языке, который он не узнавал. Но он мог слушать его целый день. Особенно эти нежные музыкальные нотки в ее голосе.