Глава 4
Огромный шкаф, в котором Эдит хранила свои вещи, открылся с натужным скрипом. Отложив в сторону сложенные стопкой старые платья и простыни, Ида обнаружила резную шкатулку. Некоторое время она не решалась прикоснуться к ней. Что-то в этой шкатулке внушало страх, и девушка почти обрадовалась, когда кто-то вошел в комнату. Но это оказался тот самый норманн, который стал невольным виновником смерти Старой Эдит. Мгновенно забыв о своих сомнениях, Ида взяла шкатулку и прижала ее к груди.
В сердце девушки снова вспыхнула ненависть. Ида молча смотрела на норманна, пытаясь взять себя в руки. В конце концов, произошла просто трагическая случайность. Этот человек не убивал Эдит намеренно и, судя по всему, сам переживал смерть старой женщины. Но он чужеземец, солдат вражеской армии, вторжение которой так внезапно и резко перевернуло всю жизнь Иды.
Была еще одна причина, по которой девушка испытывала столь острую неприязнь к этому норманну и в которой стыдилась признаться самой себе, — он привлекал ее. Она не должна, не имеет права на подобные чувства по отношению к врагу, завоевателю, говорила себе Ида, но в то же время невольно любовалась его красивым лицом и могучими плечами, которые обрисовывала кольчуга. Интересно, а как он выглядит без кольчуги?
Господи, что за неуместная мысль! Какая разница, как он выглядит? Да будь он сказочным красавцем или, наоборот, похожим на жабу — он возьмет ее в любом случае, хочет она этого или нет, возьмет по праву победителя, праву сильного. Но ему придется приложить немало усилий, прежде чем он воспользуется своим военным трофеем, зло подумала Ида.
— Ну? Что ты здесь стоишь как истукан? — яростно выкрикнула она.
Дрого, разумеется, не понял слов девушки, но тон ее достаточно красноречиво свидетельствовал, что они носят весьма оскорбительный характер. Лицо ее исказилось от ярости, но, несмотря на это, казалось Дрого прекрасным. «Если ее красота так сильно действует на меня, даже когда эта девушка в гневе, то что же со мной будет, когда она улыбнется?» — подумал Дрого и для вящей безопасности решил напустить на себя суровость.
— Ты пойдешь с нами, — властным тоном произнес он, протягивая к девушке руку.
Взглянув на него с таким отвращением, словно перед ней была гремучая змея, Ида крепко сжала шкатулку и молча направилась к двери. Дрого последовал за ней, раздумывая, а не был ли и в самом деле прав Серл, утверждая, что девушка понимает их речь.
Вскочив на лошадь, норманн подал руку Иде, но та, словно не заметив этого, села на лошаденку, впряженную в повозку, позади которой был привязан скот, а сама она была нагружена клетками с птицей. Лошаденка испуганно косила глазом — ей, наверное, еще не доводилось слышать у себя за спиной столько кудахтанья, гогота и блеяния. Неужели норманны намереваются подобным образом перегнать добытый «провиант» в Пивинси, с удивлением думала Ида. И еще одна мысль не выходила у нее из головы: если Старая Эдит знала, к чьему столу пойдет вся ее живность, то зачем выращивала и выкармливала ее? Наверное, у старой предсказательницы была на это какая-то особая причина… Свистнув собакам, чтобы они бежали следом, Ида ударила лошадь ногами по бокам, и та медленно тронулась с места.
Увидев, как оконфузился Дрого, Серл рассмеялся. Дрого же с неудовольствием подумал о том, что теперь у его старшего друга появился еще один повод для подшучиваний, а возможно, тому придет на ум самому попытать удачу и поухаживать за девушкой. И не одному ему. Красота незнакомки, несомненно, привлечет многих воинов, а потому пора жестко заявить на нее свои права. Тем более что этой девушке, по-видимому, еще никто не объяснил, что мужчина — хозяин женщины, а не наоборот.
— Мы что, и эту девушку тоже берем с собой? — прервав его размышления, спросил Унвин.
— Конечно. Она моя пленница, — буркнул Дрого.
— Говорите, ваша пленница?.. — В голосе юноши слышалось сомнение.
— А разве это не ясно? Разве ты не видел, как она бросилась ко мне по первому же зову? Посмотри внимательнее, парень: ее согнутая спина говорит о полной покорности и желании повиноваться своему господину.
До Унвина наконец дошло, что Дрого его поддразнивает, и он широко улыбнулся. Ида тоже с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться, — она ценила в мужчинах чувство юмора, но не следует признавать хоть в чем-то привлекательными вражеских воинов и к тому же выдавать себя. «Заруби себе на носу, Ида из Пивинси: норманны должны думать, что ты не понимаешь их языка», — в сотый раз сказала себе Ида и, прикусив губу, подавила улыбку…
Перед тем как въехать в город, всадники перестроились — теперь двое ехали впереди, двое — сзади, так что повозка оказалась окруженной со всех сторон. Появление их небольшого отряда вызвало огромное оживление на улицах Пивинси — со всех сторон к ним сбежались возбужденно галдящие и размахивающие руками норманны. Поначалу Ида посчитала причиной такого любопытства несколько странный вид груженной живностью повозки, но очень скоро поняла, что предметом интереса десятков вооруженных мужчин является она сама, и не без внутреннего трепета подумала о том, что меры предосторожности, предпринятые «ее» норманнами, оказались отнюдь не лишними.
Серл и его спутники спешились, несколько утратив при этом свой внушительный вид, и солдаты стали подбираться ближе к повозке. Ида уже собиралась пнуть одного самого надоедливого норманна прямо в лицо, когда шум толпы внезапно стих. В полном молчании воины почтительно расступились, и в образовавшийся проход к повозке направился невысокий воин в самом обычном одеянии. Каким-то чутьем Ида угадала в нем Вильгельма.
— Увидев толпу, которую ты собрал, я подумал, что тебе удалось поймать какого-то диковинного зверя, — улыбнувшись Дрого одними уголками тонких губ, произнес он и, бросив короткий взгляд на Иду, добавил: — Похоже, я не ошибся.
Пока Дрого объяснял Вильгельму ситуацию, Ида внимательно разглядывала лицо предводителя норманнов. Претендент на английский трон не обладал особо примечательной наружностью и не отличался какой-то властной осанкой, но было в нем что-то такое, что заставляло людей беспрекословно ему повиноваться. От этого норманна исходило ощущение силы, подкрепленной острым умом, железной решимостью и неуемным честолюбием. Ида с горечью поняла, что такой человек даже с тем немногочисленным войском, которым он располагает, сможет довольно легко получить то, чего добивается. К тому же, по словам Эдит, владение английским троном уготовано ему судьбой. Так что…
Дрого прервал размышления девушки, бесцеремонно стащив ее с лошади и поставив рядом с собой.
— Амфрид, — обратился он к нервному костлявому человеку, стоявшему рядом с Вильгельмом, — объясни этой девушке, что перед ней Вильгельм Нормандский, ее новый король.
Амфрид исполнил его просьбу. Ида взглянула Вильгельму прямо в глаза и спокойно произнесла:
— Об этом говорить преждевременно. Пока еще трон принадлежит Гарольду. Вы же, ваша светлость, только нормандский герцог, стоящий на пороге Англии.
— Что она сказала? — нетерпеливо спросил Вильгельм Амфрида, который с удивлением, граничащим с ужасом, уставился на Иду.
— Ничего важного, сир, — выдавил наконец из себя Амфрид. — Она всего лишь глупая девчонка.
— Но она принадлежит к народу, которым я намерен управлять. Переведи мне, что она сказала, Амфрид.
Прерывающимся голосом тот покорно перевел слова Иды. Лицо Вильгельма потемнело, и на какое-то мгновение Ида пожалела о своей неосторожности и излишней прямоте. После гнетущей паузы Вильгельм вдруг откинулся назад и громко расхохотался. Толпа, сохранявшая до этого гробовое молчание, зашумела — никто не ожидал от него такой реакции.
— Дрого, мой юный друг, почему ты так напугался? — спросил Вильгельм своего побелевшего от ужаса воина. — Ведь она сказала чистую правду. А спроси-ка ее, Амфрид, когда я получу трон? Давай, спроси! Она говорит правду, а мне нужно именно это.