После первой атаки вражеских самолетов командир ГСТ-9 капитан Малахов приказал слить бензин с главных баков крыла. Море вокруг гидросамолета затянулось бензином. То, что ГС-9 не сгорел при последующих атаках, можно объяснить только военным счастьем находившихся на самолете.
Вскоре выяснилось, что 30 июня принятые на самолет не смогли нигде поесть. 1 июля все 33 человека получили по чайной ложке из поллитровой банки компота, которую прихватил с собой один из пассажиров — капитан Мамаханьян.
Утром следующего дня, 2 июля, в 11 часов с самолета заметили два корабля и решили, что это гитлеровцы. Уничтожили все документы, кроме партбилетов. Каждый, кто имел личное оружие, послал патрон в казенник и приготовился к худшему. Это вызвало отчаяние у женщин, которые не имели оружия: «А кто же нас застрелит, чтобы мы не попали в плен к фашистам?»
Надо ли говорить, как велика была радость, когда на ГСТ-9 узнали наш тральщик.
Ночью 3 июля «Щит» благополучно доставил всех в Новороссийск.
1 июля в 4 часа утра из Новороссийска вышли базовые тральщики «Взрыв» и «Защитник». Начальник штаба флота контр-адмирал И. Д. Елисеев поставил перед ними задачу: подойти к району 35-й батареи и принять на борт бойцов и командиров Севастопольского оборонительного района.
О боевом напряжении личного состава тральщиков можно судить по их походам в те дни: «Взрыв» и «Защитник» только в ночь на 30 июня вернулись из Стрелецкой бухты с ранеными — 28 июня в 3 часа 35 минут они вышли из Новороссийска с маршевым пополнением, боеприпасом и продовольствием.
В течение июня «Взрыв» доставил осажденным 152 тонны боеприпасов и продовольствия, 806 человек маршевого пополнения, вывез 927 раненых и 175 эвакуированных[12].
Старшим командиром на переходе 1 июля был командир «Взрыва» старший лейтенант Николай Федорович Ярмак.
«Хейнкели» и «юнкерсы» двойками и тройками преследовали тральщики, бомбили их. Но прямых попаданий не было. С наступлением сумерек напряженность несколько уменьшилась.
Экипажи кораблей знали, что Севастополь пал, они знали также, что защитники города, прижатые к морю, продолжают на небольшой полоске крымской земли в районе 35-й батареи самоотверженно отбивать непрерывные атаки врага. Оборонявшиеся не теряли надежду, верили, что моряки придут за ними.
Старшему лейтенанту Ярмаку и комиссару старшему политруку А. П. Воробьеву было известно, что из Новороссийска в ночь на 1 июля по мере готовности выходили парами СКА — сторожевые катера.
Командиры сторожевых катеров по приказу начальника штаба флота И. Д. Елисеева тоже должны были пойти ночью к пристани 35-й батареи и принять на борт продолжавших сопротивляться севастопольцев.
Катера, проследовавшие первыми, сумели принять тяжелораненых. Но гитлеровцы, видимо, заметили движение и стали усиленно обстреливать минометным огнем район пристани 35-й батареи. Пристань рухнула, катера стали поднимать на борт плавающих.
Около полуночи «Взрыв» и «Защитник» подходили к фарватеру № 3. В море стояла изрядная зыбь. Надо было определить свое место. Но ни Херсонесский маяк, ни красный, вертящийся — на Феоленте — не подавали сигналов, не было и подходного приемного буя.
Тральщики прошли предположительно до траверза Бельбека или Качи.
— Все на мостике всматривались в темный горизонт по правому борту, — вспоминает Яков Петрович Волков, — кто-то в бинокль заметил справа зарево. Стало ясно, где Севастополь.
Без навигационного обеспечения тральщики форсировали минное поле и подошли к 35-й батарее. При свете луны с мостиков «Взрыва» и «Защитника» увидели сторожевые катера, с берега доносился шум.
Стали спускать шлюпки, хотя был большой накат. В этот момент противник начал обстреливать артиллерией и минометным огнем место, где находились тральщики и сторожевые катера. Тральщики не открывали ответного огня, решив, что молчание может дезориентировать противника.
Из-за большого наката шлюпки не смогли подойти к берегу. Пристань была разрушена. В лунном свете моряки в шлюпках видели плывущих с берега людей. Их было много. Слышались голоса о помощи. У некоторых, кто плыл, сил хватило только на то, чтобы ухватиться за борт. Гребцы втаскивали их в шлюпки.
Командир «Защитника» капитан-лейтенант В. Н. Михайлов приказал вахтенному командиру старшему лейтенанту Волкову передать в мегафон на сторожевые катера, чтобы они подходили к берегу, брали людей и доставляли их к тральщику.
Яков Петрович пишет, что на многих СКА были его знакомые командиры, так как он начинал службу, в дивизионе этих катеров. Поэтому он смог назвать по имени отдельных командиров сторожевых катеров, и Волкова услышали.
К борту тральщика подошла небольшая баржа. Я. П. Волков помнит, что находившиеся на ней гребли руками, прикладами и, едва коснувшись борта корабля, сразу же оказались на палубе тральщика. Баржу, подхваченную волной и никем не управляемую, тут же выбросило на камни.
Из воды подняли командира 79-й морской стрелковой бригады А. С. Потапова. Он был с пистолетом на ремне, в руках держал планшетку.
В Новороссийске мне довелось встретиться с Алексеем Степановичем. Пожав ему руку, я сказал от всего сердца:
— Я очень рад видеть вас! В глазах у Потапова я увидел слезы… Да, трудно представить, сколько вынес этот мужественный человек за годы войны. Помню одну из наших первых встреч в осажденной Одессе, когда был убит комиссар С. Ф. Изус, а майор Потапов вернулся из окружения. С кем бы ни встречался из тех, кто воевал с Потаповым, все говорили о нем как о смелом, прекрасно знающем сухопутную тактику командире. Несмотря на внешне суровый вид, он был заботлив, внимателен к подчиненным, и главное — умело учил их воевать.
А. С. Потапов одним из первых на флоте пошел добровольцем на сухопутный фронт под Одессой, был командиром первого добровольческого отряда моряков.
Командир 1-й роты добровольческого отряда, ныне капитан 1 ранга запаса В. И. Силютин, рассказывал мне:
— Потапова в отряде все любили. Я видел, как он поднимал и водил в атаку моряков. Во время перебежки в одной из атак я заметил у него на спине станковый пулемет, а в руках коробку с пулеметными лентами. Как нас выручил этот пулемет, когда противник стал огрызаться! Потом старшина Захарченко да и все мы старались всегда, в любой атаке «держать под рукой» пулемет.
В одной из контратак Потапов был тяжело ранен. Морские пехотинцы вынесли его с поля боя.
В декабрьские дни 1941 года Алексей Степанович был уже полковником, командовал 79-й морской стрелковой бригадой.
Когда над Северной стороной нависла опасность захвата ее гитлеровцами, потаповская бригада была срочно доставлена в Севастополь. Мне запомнилось из рассказа А. С. Потапова, что в июльские дни, когда от бригады осталось несколько десятков человек, они оставались активными бойцами, не падали духом, заботливо относились к раненым товарищам.
Когда пришла тральщики и катера, оставшиеся в живых держались вместе и в первую очередь переправляли раненых.
— Я бы сам не доплыл. Меня поддерживали морские пехотинцы, точнее — буксировали, один справа, другой слева. А когда втащили меня на палубу, вернулись за другими ранеными. В Новороссийске я их не встретил…
И долго молчал Алексей Степанович.
В первом добровольческом отряде моряков под командованием майора А. С. Потапова начинал свою боевую деятельность ныне мичман запаса М. М. Трубчанников — еще в осажденной Одессе.
Во время боев под Одессой Трубчанникова ранило. Вылечившись, он попал в 79-ю морскую стрелковую бригаду, где командиром был тоже А. С. Потапов, уже полковник.
В декабрьские дни 1941 года 79-ю бригаду направили в Севастополь. В одной из вылазок в тыл врага Трубчанникова опять ранило. В бригаду он вернулся лишь в июне 1942 года.
Михаил Михайлович вспоминает, как отражали тогда морские пехотинцы непрерывные атаки обнаженных до пояса гитлеровцев, когда они, стреляя на ходу, из автоматов, не пригибаясь, приближались к позициям Сапун-горы. Моряков было уже мало, но они держались, пока не получили приказ отходить.