Краем глаза он уловил тусклый блеск амулета, который заметил еще вчера, и ощутил глубоко внутри отвращение. Взяв амулет в руки, он принялся его разглядывать. Тонкая и сложная работа, узор в виде виноградных листьев. В конечном счете, был ли этот подарок предназначен ему, с горечью подумал Катон. Или его забыл здесь любовник Юлии? А потом он заметил среди узора две буквы, «К» и поверх нее «Ю». У него упало сердце, казалось, до самого живота. Катон отшвырнул амулет, и тот укатился под кровать.
Он наклонился и заглянул под кровать. Увидел там амулет рядом с небольшой шкатулкой, убранной достаточно далеко, так, чтобы ее было сложно заметить постороннему, если кто-то вошел бы в комнату. Катон лег на живот и протянул руку, достав до шкатулки. Взял ее пальцами за замочек и вытащил, а затем сел на покрытый плиткой пол, скрестив ноги, открыл замочек и откинул крышку.
Внутри лежала куча свитков папируса, прижатая портретом светловолосого мужчины, выполненным на тонкой дощечке. Катон вздрогнул. Сглотнул и резко прокашлялся. А затем принялся разглядывать портрет. Мужчина с изящными чертами лица, примерно его возраста. С карими глазами и легкой улыбкой на губах. В отличие от лица Катона на этом не было ни шрамов, ни морщин. Симпатичный…
Эта мысль будто ударила его, и Катон представил себе Юлию, страстно, с вожделением глядящую на этот портрет. Кровь вскипела у него в жилах, и Катон зло швырнул портрет в шкатулку лицом вниз, а потом вытащил свитки.
И сразу же понял, что это такое. Любовные письма. Написанные одной рукой и подписанные именем «Крист». Катон принялся читать их, медленно, и его все больше наполняли боль и ярость. Письма свидетельствовали о страстной любви, которая становилась все сильнее, о подарках, которыми осыпала Юлия своего любовника, об изысканных удовольствиях плоти, которые их связывали, и, что самое болезненное, о том, как им надо избавиться от обременительного препятствия на их пути к счастью, от мужа Юлии. Возможно, надеялся Крист, что муж сам совершит достойный поступок и погибнет в бою… если нет, то придется объясниться с ним, когда он вернется из Британии. Юлия должна будет все рассказать мужу как можно скорее и потребовать развода.
Спустя немалое время Катон прочел все письма и сложил их обратно в шкатулку. Опустил крышку и плотно закрыл замочек.
— Почему же ты так поступила со мной? Почему, Юлия? Я же ничего плохого не сделал… ничего не сделал, чтобы заслужить такое.
Потом Катон улегся на кровать, сжавшись в комок и погружаясь в темные пучины отчаяния. Лежал неподвижно, закрыв глаза, но не засыпая, и вдруг услышал резкий стук во входную дверь дома. Тишина, потом снова стук. И снова. Наконец Катон услышал шаги Аматапа, который неспешно шел к двери, чтобы встретить бесцеремонного посетителя. Послышался грохот засова и скрип задвижки, донесся шум улицы, приглушенный. На смену им пришли голоса — громкие и раздраженные. Они стали громче, когда Аматап и посетитель вышли в атриум.
— Заверяю тебя, господин, хозяина здесь нет, — сказал Аматап. — А теперь уходи, пока я не послал за вигилами.
— Валяй. Посылай за ними, — возразил другой голос. — Я с радостью вынесу это дело на суд властей. Поглядим, что скажут по этому поводу магистраты города, а?
— Господин, со всем уважением прошу тебя уйти, — терпеливо ответил Аматап. — Оставь послание, которое я мог бы передать хозяину. Уверен, он ответит сразу же, как сможет.
— Чушь. Я останусь здесь, пока префект не вернется.
— Ты не можешь так поступить, господин.
— Не могу? А что ты будешь делать, если останусь?
Вздохнув, Катон слез с кровати и встал. Затем открыл дверь спальни и вышел в атриум. Он увидел перед собой коренастого мужчину с бритой головой, стоящего напротив Аматапа, который умолял его уйти. На пришедшем была выкрашенная охрой туника, а на его мощной шее висела толстая золотая цепь. Он стоял, сложив огромные руки на широченной груди, из-под туники виднелись короткие толстые ноги. Довершали угрожающую картину армейские калиги, подбитые гвоздями. Катон подошел к ним, хмурясь.
— Кто ты такой, во имя Гадеса, и чего ты хочешь, явившись в мой дом без приглашения?