Выбрать главу

М. В. Зимянин поступил по-партизански… «Вот такое тебе поручение. Ты — журналист. Журнал твой не партийный, вроде даже отвязанный. Поезжай в Сеул. Посмотри, что к чему. Сможешь — повидайся, с кем надо. Но никаких авансов! Никаких намеков! Заглянул, посмотрел, уехал. Мне доложишь лично».

Со своей задачей, вполне детективной по характеру, В. И. Игнатенко справился блестяще. Он даже умудрился встретиться с непримиримым лидером оппозиции правящему режиму Ким Ен Самом, который сказал ему следующее: «Вам обязательно надо прислать команду. Надо думать о будущем. Это может примирить наши страны».

«Через десять дней с полным блокнотом впечатлений, заявлений и своими собственными выводами я предстал перед М. В. Зимяниным. Секретарь ЦК все выслушал, не комментировал… Вопросы его были точны и по делу. Особенно его заинтересовал Ким Ен Сам.

— Давай-ка где-то потом пригласи его в Москву, — сказал Зимянин. — Попроси Женю Примакова, чтобы по линии Института мировой экономики и международных отношений ему оказали самый радушный прием.

Получалось, что тема Олимпиады как бы ушла на второй план. Но это только казалось. Мои скромные журналистские выводы вряд ли были решающими. Решимость М. В. Зимянина, отделов ЦК — пропаганды и международного, МИДа, Спорткомитета, а также лично президента МОК Самаранча, его первого заместителя Виталия Смирнова сыграли главную роль.

Больше всех радовался этому Михаил Зимянин.

А я приобрел на всю жизнь замечательного корейского друга — Ким Ен Сама (он после Ро Де У стал президентом Республики Корея)».

* * *

Гибель Юрия Алексеевича Гагарина 27 марта 1968 года потрясла страну. Александр Трифонович Твардовский, давно оставивший стихи, сразу попытался написать что-то в память о первом космонавте. Вскоре с досадой отложил тетрадь: «Пашня не на той глубине».

Но боль утраты не оставляла. Каждый вечер он возвращался к стихам о Гагарине. О том, что произошло дальше, можно прочитать в дневнике Твардовского:

«12 апреля 1968 г.

Приезжаю с последним вариантом „Гагарина“ в редакцию, где ждет гранка из „Правды“. Вдруг Зимянин (тогдашний редактор „Правды“) говорит:

— Стихи очень искренние, трогающие, не говорю уж о мастерстве, что тут говорить — я преклоняюсь… Но с политической стороны… Недостаточно чувства патриотизма, не сказано даже, что это партия послала его в космос, советская родина. Стихи, извините меня, беспартийные.

— Хорошо, снимите их.

— Что же вы сразу с позиции обиды…

— Не с позиций обиды, а с позиций достоинства серьезного автора, которому говорят детские вещи. Если вы не усматриваете в этом стихотворении патриотического чувства, то не затрудняйтесь, снимите.

— Вот вы как…»

Стихи Твардовского о Гагарине так и не появились в главной газете страны. Привожу их с волнением. Уверен, что отец, одним из любимых поэтов которого был Твардовский, позже сожалел о своем решении.

Памяти Гагарина

Ах, этот день двенадцатый апреля, Как он пронесся по людским сердцам. Казалось, мир невольно стал добрее, Своей победой потрясенный сам.
Какой гремел он музыкой вселенской, Тот праздник, в пестром пламени знамен, Когда безвестный сын земли смоленской Землей-планетой был усыновлен.
Жилец Земли, геройский этот малый В космической посудине своей По круговой, вовеки небывалой, В пучинах неба вымахнул над ней…
В тот день она как будто меньше стала, Но стала людям, может быть, родней.
Ах, этот день, невольно или вольно Рождавший мысль, что за чертой такой — На маленькой Земле — зачем же войны, Зачем же все, что терпит род людской?
Ты знал ли сам, из той глухой Вселенной Земных своих достигнув берегов, Какую весть, какой залог бесценный Доставил нам из будущих веков?
Почуял ли в том праздничном угаре, Что, сын земли, ты у нее в гостях, Что ты тот самый, но другой Гагарин, Чье имя у потомков на устах?
Нет, не родня российской громкой знати, При княжеской фамилии своей, Родился он в простой крестьянской хате И, может, не слыхал про тех князей.
Фамилия — ни в честь она, ни в почесть, И при любой — обычная судьба: Подрос в семье, отбегал хлеботочец, А там и время на свои хлеба.