— Тогда почему вы расстались?
— Мне казалось, меня все время судят. Это, конечно, не так, Марк не был моралистом. Но я чувствовала себя под надзором или убедила себя в этом. Я не могла с ним ужиться и даже не хотела пытаться. Был такой Гэри Веббер. Лучше я расскажу вам о нем, это объяснит многое в отношении Марка. Он болен аутизмом, и с ним совершенно нельзя было сладить: он был как бешеный. Марк повстречался с ним на лужайке колледжа Иисуса примерно год назад — Гэри был с родителями, братом и сестрой. Дети качаются там на качелях. Марк заговорил с Гэри, и тот стал его слушать. Дети всегда любили его. Он стал раз в неделю навещать его семью и приглядывать за Гэри, чтобы родители могли отлучиться в кино. В прошлые и позапрошлые каникулы он жил у них, а Вебберы уезжали отдыхать. Вебберы не могли решиться отдать мальчика в больницу; однажды они попытались, но пришлось его оттуда забрать. Однако когда он оставался с Марком, они были совершенно спокойны. Иногда я навещала их по вечерам. Марк держал мальчика на коленях и часами раскачивал его взад-вперед, взад-вперед. Только так и можно было его успокоить. Я считала, что такому ребенку лучше умереть, и как-то прямо сказала Марку. Я и сейчас думаю — так было бы лучше и для родителей, и для всей семьи, и для него самого. Марк не согласился. Я, помнится, сказала тогда: «Ты, кажется, считаешь разумным страдания детей, а сам наслаждаешься способностью отвлекать их…» После этого разговор съехал на скучную метафизическую колею. Марк возразил: «Ни ты, ни я ни за что не захотели бы убить Гэри. Он существует. Его семья тоже существует. Им нужна помощь, которую мы можем им предоставить. Не важно, что мы при этом чувствуем. Важны действия, а не чувства».
Корделия сказала:
— Но действия порождаются чувствами.
— О, Корделия, не надо снова! Сколько раз я уже вела такой же разговор! Конечно, вы правы!
Какое-то время они молчали. Затем Корделия, чувствуя, что ломает тонкий мостик дружеского расположения, который только было перекинулся между ними, заставила себя задать главный вопрос:
— Тогда почему он покончил с собой — если действительно это так и было?
Ответ Софии прозвучал резко и выразительно, словно дверь захлопнулась:
— Он оставил записку.
— Ну да, записка. Однако, как заметил его отец, эта записка еще не объяснение. Это прекрасный отрывок — во всяком случае, так мне кажется, — но оправданием самоубийства она служить не может.
— Она убедила присяжных.
— А меня — нет. Вдумайтесь, София! Наложить на себя руки можно всего по двум причинам. Первая — стремление убежать от чего-то или к чему-то. В этом есть рациональное зерно: если человек мучается от невыносимой боли, отчаяния или духовных метаний и нет ни малейшей надежды на излечение, то, возможно, есть смысл избрать уход в небытие. Но не очень-то разумно убить себя в надежде на лучшую жизнь или на обогащение гаммы своих чувств опытом смерти. Испытать смерть нельзя. Я не уверена даже, что можно испытать процесс умирания. Испытать можно лишь приготовление к смерти, но даже это лишено смысла, ибо впоследствии такой опыт не пригодится. Если после смерти нас ждет какая-то иная жизнь, мы все скоро в этом убедимся. Если же нет, то нам уже не представится возможности пожаловаться, что нас надули. Люди, верящие в загробную жизнь, вполне в ладу с разумом. Лишь им не суждено испытать последнее разочарование.
— Вы размышляли обо всем этом, не правда ли? Не думаю, чтобы самоубийцы следовали вашему примеру. Они поступают импульсивно и безрассудно.
— Марк был импульсивен и безрассуден?
— Я его не знала.
— Но вы же были любовниками! Вы с ним спали!
София обожгла ее взглядом и остервенело выкрикнула:
— Я его не знала! Я только думала, что знаю его, но оказывается, я ничего о нем не знала!
После этого никто не произнес ни слова на протяжении двух минут. Затем Корделия спросила:
— Вы были на обеде в Гарфорд-Хаусе. Как вам там понравилось?
— На удивление хорошие вина и еда. Но, думаю, вы имели в виду не это. Больше ничего примечательного на обеде не было. Сэр Рональд повел себя весьма гостеприимно, заметив мое присутствие. Мисс Лиминг, когда ей удавалось отвлечься от приковывавшего к себе всеобщее внимание гения, оглядывала меня с головы до ног взглядом будущей свекрови. Марк больше помалкивал. Думаю, он привел меня туда, чтобы что-то доказать мне или себе, не знаю, правда, что именно. Потом он ни разу не вспоминал об этом вечере и не спрашивал о моих впечатлениях. Еще через месяц мы были приглашены на обед вместе с Хьюго. Там я и встретилась с Дейви. Он гостил у кого-то из биологов, и Рональд Келлендер лез из кожи вон, пытаясь заполучить его себе. Дейви готовился там к выпускным экзаменам. Если вам нужны подробности о Гартфорд-Хаусе, лучше поговорите с ним.