Корделию пронзил страх, когда она подумала: а что, если перебить этот бессвязный туристический лепет безжалостным вопросом: «Вы и ваш брат убили вашего любовника?»
Здесь, в лодке, мягко качающейся на волнах залитой солнцем реки, задавать такой вопрос — полнейший абсурд. Она уже готовилась признать себя побежденной, все подозрения превратить в жалкий хлам, оставшийся от навязчивого стремления очутиться в центре драмы, потрясшей благородное общество, и окупить понесенные сэром Рональдом расходы. Она верила в то, что Марк Келлендер стал жертвой убийцы, ибо хотела в это верить. Она отождествляла себя с ним, его одиночеством, его стремлением к независимости, отчужденностью от отца, неприкаянным детством. Что опаснее всего, она уже воображала себя мстительницей за его смерть. Когда сразу за отелем «Гарден-Хаус» Софи взялась за шест, а Дейви, балансируя на покачивающейся плоскодонке, добрался до Корделии и примостился рядышком, она уже знала, что не посмеет произнести имя Марка. Повинуясь ленивому любопытству, она всего лишь спросила:
— Сэр Рональд Келлендер — хороший ученый?
Дейви потянулся за коротеньким веслом и рассеянно опустил его в мерцающую воду.
— Он занимается вполне респектабельной наукой, как сказали бы мои дорогие коллеги. Даже более чем респектабельной. В настоящее время его лаборатория разрабатывает способы применения биологических методов обнаружения загрязнения в морях и устьях рек. Это сопряжено с рутинным наблюдением за животными и растениями, которые могут играть роль индикаторов. Кроме того, в прошлом году они выполнили полезную предварительную работу по разложению пластмасс. Сам Р. К. не очень-то генерирует идеи, но от человека, которому перевалило за пятьдесят, уже не стоит ожидать научных озарений. Однако он непревзойденный мастер по части обнаружения талантов и отлично знает, как руководить коллективом, в котором царит атмосфера братской взаимности. Мне она не по нраву. Даже статьи они подписывают «Исследовательская лаборатория Келлендера», а не своими именами. Мне это не подходит. Если я публикуюсь, то делаю это исключительно для увековечивания имени Дейвида Форбса Стивенса, а также во славу Софии. Тиллинги обожают успех.
— Поэтому вы и не приняли предложение остаться работать у него?
— Поэтому и по многим другим причинам. Он слишком щедро платит и слишком много требует. Я не люблю, когда меня покупают на корню и решительно возражаю против ежевечернего облачения в смокинг, которое скорее подходит обезьяне из зоосада. Я молекулярный биолог. Мне ни к чему чаша Грааля. Мать с отцом воспитали из меня методиста, и я не вижу причин, чтобы отказываться от отличной религии, служившей мне на протяжении двенадцати лет, во имя великих научных принципов Рональда Келлендера. Я не доверяю священнодействующим ученым. Меня так и подмывает разузнать, не преклоняют ли обитатели Гарфорд-Хауса трижды на дню колена, молясь на Кавендишскую лабораторию.
— А как насчет Ланна? Какое место занимает он?
— Еще одна загадка! Рональд Келлендер нашел его в детском доме, когда тому было пятнадцать лет — не спрашивайте меня, как это ему удалось, — и выучил на лабораторного ассистента. Лучшей кандидатуры ему не найти! Нет такого инструмента, которого не освоил бы Крис Ланн. Пару приспособлений он придумал сам, и Келлендер запатентовал их. Если кто-то и необходим этой лаборатории как воздух, так это Ланн. Рональд Келлендер печется о нем гораздо больше, чем о собственном сыне. Ланн же, как вы можете догадываться, взирает на Р. К. как на самого Господа всемогущего, что по душе обоим. Теперь жестокость, находившая прежде выход в уличных потасовках и приставании к старым бабушкам, эффективнейшим образом обращена на пользу науке. Надо отдать должное Келлендеру: он знает, как подбирать себе рабов.
— А мисс Лиминг тоже рабыня?
— Вот насчет Элизы Лиминг я не знаю, что и подумать. Она у него за менеджера и, подобно Ланну, наверное, совершенно необходима ему. С Ланном у нее как будто отношения, замешенные на любви и ненависти одновременно, а может быть, и на одной ненависти. Я не слишком силен в психологических нюансах.
— Но как же сэру Рональду удается все это оплачивать?
— Вот, что называется, вопрос на тысячу долларов. Ходят слухи, будто деньги остались от жены и они с Элизабет Лиминг с умом распорядились ими. А что им еще оставалось? Кроме того, он зарабатывает кое-что по контрактам. Но все равно у него дорогое хобби. При мне так ходили разговоры о заинтересованности в их делах «Уолвингтон траст». Если из этого получится что-нибудь солидное — а, насколько я понимаю, такие магнаты считают ниже своего достоинства заниматься мелочами, — то Рональд Келлендер сможет вздохнуть свободно. Смерть Марка, наверное, оказалась для него ударом. Через четыре года Марку причиталось неплохое состояние, и он говорил Софии, будто собирается отдать большую его часть своему папаше.