— Разумеется, я не подозреваю его в убийстве родного сына. Он не знает, как умер Марк, и отчаянно хочет знать это. Поэтому он и привлек меня. Я поняла это во время нашей беседы, здесь я ошибиться не могла. Но никак не возьму в толк, зачем ему понадобилось лгать насчет телефонного звонка.
— Даже если он лжет, может набраться с полдюжины вполне невинных причин. Если Марк звонил в колледж, то по какому-то очень срочному делу, о котором его отцу не хотелось бы распространяться, ибо оно является ключом к самоубийству сына.
— Тогда зачем поручать мне выяснять причины самоубийства?
— Верно, мудрая Корделия; попытаюсь сначала. Марк просит его о помощи, возможно, о срочном визите, но папаша отвечает отказом. Можете представить его реакцию: «Но это же смешно, Марк: я ужинаю в профессорском зале с ректором. Не могу же я оставить котлеты и кларет просто потому, что ты закатываешь истерику и требуешь встречи. Возьми себя в руки!» Подобные речи не вызвали бы одобрения в суде; коронеры славятся придирчивостью. — Хьюго заговорил низким голосом, передразнивая судью: — «Не мне напоминать, как бы это ни было горько для сэра Рональда, что он напрасно проигнорировал призыв сына, в котором определенно звучала мольба о помощи. Оставь он трапезу и поспеши к сыну, блестящий студент мог быть спасен». Кембриджские самоубийцы, как я успел заметить, всегда блестящие студенты; мне не терпится прочесть отчет о дознании, где цитировались бы слова преподавателей, согласно которым студент покончил с собой как раз вовремя, иначе ему было не миновать исключения.
— Но Марк умер между семью и девятью вечера. Этот звонок — алиби для сэра Рональда!
— Он не стал бы рассматривать это под таким углом. Алиби ему ни к чему. Если вы знаете, что ни в чем не виноваты и вас ни в чем не подозревают, то вы не станете думать и об алиби. О нем заботятся только виновные.
— Но откуда Марк знал, где искать отца? Сэр Рональд показал, что не разговаривал с сыном больше трех недель.
— Да, здесь вы правы. Спросите об этом мисс Лиминг. Или лучше Ланна, если звонил именно он. Если вы ищете негодяя, Ланн — самая подходящая кандидатура. Мрачнейшая личность.
— Не знала, что вы с ним знакомы.
— О, это известная в Кембридже фигура. Он разъезжает на своем жутком закрытом фургоне с такой яростью, будто развозит непокорных студентов по газовым камерам. Ланна знают все. Он редко улыбается, а если улыбается, то так, будто проклинает себя за улыбку. Я бы сосредоточился на Ланне.
Они зашагали по Трампингтон-стрит, не произнося больше ни слова, наслаждаясь теплом, ночными запахами и журчанием невидимых ручейков. Над дверями колледжей и в домиках привратников мерцали огоньки, сады и вереницы переходящих один в другой внутренних двориков за невысокими оградами казались далекими и нереальными, как во сне. Корделия неожиданно ощутила одиночество и меланхолию. Будь жив Берни, они бы сейчас обсуждали с ним перипетии дела, уютно устроившись в уголке какого-нибудь кембриджского паба, огражденные шумом, дымом и анонимностью от любопытных взглядов соседей, пользуясь одним им понятным языком и не повышая голоса. Они обсуждали бы личность молодого человека, над ложем которого висела такая умная картина, приобретшего вульгарный журнальчик с похотливыми картинками. Или это была не его покупка? А если не его, то как она очутилась в саду? Они обсуждали бы отца, сказавшего неправду о последнем телефонном звонке своего сына; заговорщически рассуждали бы о невычищенной лопате, наполовину вскопанной грядке, невымытой кофейной чашке, тщательно перепечатанной цитате из Блейка. Они говорили бы об Изабелль и ее испуге, о Софии и ее честности и о Хьюго, определенно знающем что-то о смерти Марка, очень умном Хьюго, только не таком умном, как ему хотелось бы. Впервые с того момента, как взялась за это дело, Корделия усомнилась в своей способности разобраться в нем в одиночку. Если бы рядом оказался кто-то надежный, кому она могла бы все рассказать и кто укрепил бы ее уверенность в себе! Она снова подумала о Софии; но София — бывшая любовница Марка и сестра Хьюго. В деле замешаны оба. Ей придется разбираться во всем самой; если задуматься, то она всегда была предоставлена самой себе. Как ни странно, эта мысль вернула ей уверенность в своих силах и надежду на успех.