Урис надел рюкзак, когда Дример нагибалась за своими кедами, чтобы взять те в руки. Выпрямившись, она хотела опять что-то нехорошее сказать Стэнли, но увидела лишь его быстро удаляющуюся спину. Дример стояла прямо около большого окна, через которое было видно их столик и родителей, которые, наверно, уже забыли о своих детях. Видимо Урис решил этим воспользоваться. Бог знает только чем он думает.
— Решил таки уйти? — крикнула Эрин. Стэн взмахнул ладонью, а после та превратилась в один средний палец, — Мда, Урис, я так и знала, что ты пидор!
— Конечно! — крикнул Стэнли в ответ. Он, не останавливаясь, обернулся и раскинул руки. — Ты же знаешь меня лучше всех, Рина!
— Чт… — выдавила Эрин, не находя в себе больше никаких слов. Ухмылку Уриса было видно даже в этой практически кромешной тьме.
— Пошел нахуй, Урис! И не возвращайся!
====== Часть 5 ======
Эрин не могла припомнить, когда последний раз выходные были такими скучными. Отвратительными. Хотелось выть от отчаяния и лезть на стену уже в утро субботы, когда она наконец осознала, что правда никуда не пойдет. В пятницу, когда они всей недружной семьей вернулись с ресторана, мать посадила ее под домашний арест. Трудно было добиться от Джейми правосудия или хотя бы объяснения причины такого решения. Эрин поняла, что все они сводились к «ПОТОМУ ЧТО Я ТАК СКАЗАЛА!» спустя где-то минут пять бесполезных руганей. Отец ушел сразу спать. Мудрый человек, конечно.
Стэнли тогда сбежал. И ни он, ни его родители, ни весь мир в целом не видели Эрин виноватой в этом. Мама же была разозлена так, будто она сама лично столкнула Уриса под поезд, а тело его разделала, как свиную тушу и подала им всем на ужине в качестве комплимента. Неизвестно, какие мысли еще были в уже седоволосой голове Джейми Дример — может, у нее вообще начался старческий маразм, а с ним уже ни один поступок не поддается объяснению. Ей было почти пятьдесят.
Крисс звонил днем, в субботу. Эрин вовремя опередила мать и взяла сама трубку, после чего весь оставшийся день благодарила за это Бога или того, кто сидел в этих чертовых облаках, точно как бесплатник на школьных обедах, со своими привилегиями. Но больше ей ничего не помогло. Виктор опять взбесился, решив, что она их просто кидает и покрыл ее тонной дерьма, от которого морально отмываться пришлось долго. А Эрин всего лишь сказала, что в эти выходные вершат зло только они двое. В воскресенье Дример думала позвонить Реджи и объясниться с ним, но он не брал трубку. А потом Джейми загнала ее в комнату, вручив в руки каталог одного из местных магазинчиков, со словами «Выбери себе какую-нибудь нормальную одежду, солнышко, сил нет смотреть на твои лохмотья.»
Дример держала этот каталог в руках, думая, последовать ли наставлениям матери, либо кинуть это ей в лицо. Хотя, было сложно его найти под тремя тонными штукатурки, которая бесполезно лежала на коже мамы плотной некрасивой маской и кричала о ее возрасте, хотя предполагается обычно наоборот. Только нельзя было ей такое говорить. Джейми Дример идеальна по умолчанию. Не то, что ее дочь.
Неудачница какая-то.
Заточение в комнате было не так уж и плохо. Да, у Эрин здесь не было телевизора, игровой приставки или новых интересных книжек, тех, что еще до дыр не прочитаны. Ибо карманные ей не выдают и никогда не выдавали. Но у нее было время, чтобы починить кеды. Его было столько же, сколько надежды на то, что это реально получится. В каких-то вещах Дример была действительно безнадежной оптимисткой. Только этого было мало и подошва вместе с обычным клеем, купленным для уроков труда, не приклеивалась. Дример изо всех сил пыталась держаться — не орать и НЕ ОРАТЬ. Она выкинула из окна канцелярский нож и все ножницы тогда, когда почувствовала в себе желание убивать.
Ее комната была такой небольшой, что можно было обойти почти ее всю за несколько шагов. Единственное окно в ней тоже было маленьким. Стены были голые и темно-серыми, постоянно напоминающими о том, что родители ее не так сильно любят, как говорят сами. Никогда в жизни здесь не висели какие-нибудь милые обои в цветочек или с принцессами. Сама она то тоже не была принцессой, когда спала на деревянной кровати, с чудовищно жестким матрасом. Почти всю начальную школу у нее болела от него спина, но мать громко твердила о том, что так надо и вообще — полезно. Не ной, блять, дочь. И плакаты с разными группами, большинство из которых Эрин даже не знала и вообще повесила потому, что, почему бы добру пропадать, не украшали этот серый, ее личный мир. У Эрин была невероятная фантазия, но даже она не справлялась с этим.
Поэтому, когда терпение русоволосой было на исходе, она выходила из комнаты и бродила по дому. Родители находились где-то в городе, а домашних животных у Дримеров никогда не было. И Эрин чувствовала себя ужасно в этом пустом доме, еще наглухо закрытым на ключ. В тот момент, когда дышать уже становилось тяжело и ладони потели, девушка прислонялась к окну, так, будто желала расствориться в нем. Сероглазая со всеми силами пыталась сосредоточиться на окружающем мире; она напоминала себе о том, что он большой и в нем не существует никаких проклятых стен, давящих на нее морально.
У Эрин клаустрофобия и иногда она очень тяжелая.
Утром понедельника Дример поняла, что все. Она свободна. Эрин прямо босиком бросилась на улицу. Все двери, входная и та, что ведет во двор, были открыты — все выходные, как ожидаемо, Джейми запирала их на ключ. Раннее утро только пришло. Ступив голыми ступнями на холодную траву, Эрин раскинула руки и покрутилась вокруг себя. Тут она решила, что запечатление ее до одури счастливой рожи было замечательной идеей для второго снимка. Как раз Дример еще вспомнила о первом.
И улыбка тут же исчезла с ее лица.
Эрин сегодня выглядела необычно. На ней были черные джинсы, с прорезями на коленях и длинная белая футболка, купленная в излюбленном мужском отделе. Из-за того, что была середина сентября и потому, что Эрин чувствовала себя неуверенно с голыми руками, на ней еще болтался (а как иначе?) синий кардиган с капюшоном; материал его был приятным и чем-то с виду напоминал настоящий бархат. Сегодня «девочка-девочка» внутри Дример работала на полную — постоянно напоминала о том, что к такому наряду чудесно бы подошли ее любимые кеды. Которые уже вряд ли когда-нибудь наденешь. Сука, она что, издевается? И что здесь смешного-то, блять?
Русоволосая была в кедах Уриса. В силу его шестидесятого, наверно, размера, обувь заполнилась чуть ли не наполовину ватой и бинтами, когда вата начала заканчиваться. Эрин каким-то чудом умудрилась вдеть дополнительных шнурки, чтобы завязывать кеды потуже и вообще разбавить это белое уродство любимым черным. Это помогло. Обувь уже не болталась на ее ногах и ходить было нормально. Вот только теперь ее ноги даже издалека казались огромными, и Дример иногда чувствовала себя уродом. Да-да, блять! Она бы с радостью надела свои любимые кеды или — какого черта даже об этом не подумала? — напялила туфли или балетки. Но руки сами потянулись к этой обуви. Пахнущей какими-то травками и такой чистой, что пиво можно было с них хлебать. Эрин не всегда может объяснить свое поведение. Это была действительно их общая с матерью черта.
Она не планировала сегодня натыкаться на Уриса — что там скрывать, она не планировала, чтобы он присутствовал в ее жизни вообще. Дример в очередной раз напомнила себе повесить наконец-то таки его фото в туалете, когда наткнулась на кудрявого. Совсем неожиданно. Она просто вошла в поворот, проходящий между старшей и начальной школой и ведущий к черному ходу первой. Через него почти никто не проходил. Урис стоял там, прислонившись к одной из стен, практически всей расписанной разными непристойностями. На Стэнли были надеты джинсы и большой темно-зеленый свитер, но, не смотря на простоту одежды, выглядел он вновь как с иголочки. Еврей, подогнув левую ногу и упираясь ей в стену, держал в руках, кажется, альбом для рисования и с крайне сосредоточенным лицом что-то в нем рисовал. Эрин уже даже забыла, что Урис был левшой и малость удивилась.