— А что ты знаешь? — в ответ спросил Ричи. Глаза его стали безобидными. Больше, чем у четырехлетнего ребенка. Он легко улыбался.
— Ничего, — выдала Дример, застыв взглядом на его улыбке. Ей всегда нравилось, как улыбался Ричи, но только не этот. Она лишь поражалась их сходству и тому, как смогла сделать этого Тозиера таким похожим на настоящего. Больная фантазия хмыкнула, сказав:
— А ты умираешь, Дример, — и дальше, произнося это медленно и по слогам, с издевательством. — У-м-и-р-а-е-ш-ь.
Эрин отодвинулась от ублюдка, но все еще не отходила от него. Всхлипнув, Дример невольно шмыгнула носом. У нее всегда был странный интерес к запахам других людей, но от него не осталось и следа, когда ароматы восковых свечей и формалина, исходящие от этого Ричи, едва не вызвали в ней тошноту. Свечи она всегда чуяла в церквях (и синагогах), а с формалином впервые столкнулась в далеком детстве, когда они с мамой были в больнице, где маленькая Дример посетила морг, пока за ней не наблюдали. Тозиер улыбнулся такой улыбкой, какую, наверно, можно было встретить у снайперов, за секунду до того, как они спускали курок. Свечами и формалином завоняло с ещё большей силой, а голос Ричи стал таким глухим, будто ему в рот набилась могильная земля.
— Каково это, Дример? Оказаться на самом дне, куда ты всегда тянула себя и других?
Девушка отошла на несколько шагов, закрывая рукой нос, но запахи только усилились. Она сделала еще один шаг в обратную сторону, но чуть не поскользнулась. Ей подумалось, что, наверно, если бы она упала, то не на этот несуществующий белый пол, а сразу в гроб. От растерянного состояния Эрин Тозиер улыбался, как Чеширский кот.
— О, я ведь хотел кое-что еще сказать. Можно? — Эрин глухо зарычала на неугомонного Балабола (господи, такого настоящего),, но этим только раззадорила его. — Ладно. А если я передам свои слова через кого-то другого? — тут Ричи заговорил соблазнительным низким баритоном, даже отдаленно не напоминающим голос обычного подростка. — Например, через сексуального Патрика Суэйзи из «Привидения»? Его ты выслушаешь?
— Ричи, я не выслушаю даже пророка Иоана, если он будет представлять твои интересы!
— Ты умираешь.
Дример не горела желанием узнать, что на самом деле хотел сказать Тозиер. Это, блять, даже не он! Она опустилась на корточки, еще до этого желая нахально попросить и для себя стул. Когда она, моргнув, после вновь оказалась рядом с Ричи, то уже не удивилась. Теперь он смотрел на нее свысока, но без ожидаемой надменности. Эрин не могла ничего прочесть в его глазах.
— Я не хочу умирать, — совсем апатично поделилась она. Девушка скрестила руки на коленях, положив на них голову и даже не волновалась, что в любой момент может упасть. — Я хочу выбраться назад на поверхность и воплотить все выдуманные события в реальность. Но… — голос ее зазвучал уже досадно. Она не замечала, как Ричи от чего-то загибает пальцы и теперь на его лице присутствуют ощутимые нотки злости. — Я умираю, да. И меня никто не спасет. Даже спасатели, наверное, до меня не доберутся. Мое тело будет обглодано крысами, как сэндвич с копченой колбасой. Боже… — Эрин скривилась, прищурив глаза и дернув носом. — Я ненавижу копченую колбасу.
— Рина, знаешь, для чего я сейчас загибал пальцы на обеих руках? — спросил Тозиер, наклонившись к девушке. Она сдержалась от насмешливого «Я что, по-твоему, это видела?», потому что Ричи действительно вызвал в ней интерес. Он протянул раскрытую левую ладонь. Голос его стал сочиться злобой, совсем как свежая булочка с малиновым вареньем, отдаленно напоминающим кровь (и какие даже брезгливый Каспбрак обожал потреблять в школьной столовой). — На этой руке считал гребаные я, я, я, меня, мое, я, — парень протянул другую руку и на мгновение Эрин показалось, что он ударит ее. — А на этой — секунды. Семь. Семь, блять, секунд, тебе понадобилось на то, чтобы на дне этой пещеры, в которой умирает еще и Ричи Тозиер, выдать речь, наполненную сплошным самолюбованием. Птьфу, — он плюнул прямо ей в лицо. Эрин машинально провела рукой по нему, но никакой слюны не было. Голос Ричи стал писклявым — таким, каким не должен быть уже у пятнадцатилетнего подростка-бунтаря. — Мое тело будет обглодано крысами как сэндвич с бла-бла-бла, — и тут он снова принял прежний угрожающий тембр и пронзительно заглянул в серые глаза. — Ты еще и крыс боишься, Дример? Схуяли? Ведь ты их Королева-Мать!
Пыл Эрин тут же усмирил твердый взгляд Тозиера. Она закрыла рот, из которого так ничего и не вырвалось. Дример находилась в полной растерянности, не зная, что ей дальше делать. Осмотревшись в сотый раз по сторонам и сейчас тоже не найдя ничего, что могло бы ее вызволить из этого пространства назад (хоть куда-нибудь, уже не важно), она вновь остановилась взглядом на Ричи, застыв на его курносом носе, не решаясь смотреть в пылающие гневом глаза.
— Господи… Что со мной? — произнесла она спустя какое-то время. Ричи не расплывался перед ее глазами так, как все остальное, на чем Дример слишком долго зацикливала внимание. Это была не реальность, но и не сон тоже. В этом русоволосая убедилась, когда в очередной раз крепко зажмурилась, но, распахнув глаза, так и не проснулась. Пришлось закончить свою речь — надеясь, что хоть тогда карие глаза оставят её в покое. — Что происходит вообще? Я уже окончательно тронулась умом или серьезно просто сплю?
— Ты должна была задать эти вопросы еще давно! — сердито произнес Ричи. Он на время скрестил руки на груди, но после они все равно начали мотаться во все стороны в разгар его быстрой речи. — Где-то между взлетами и падениями в эмоциональном состоянии, как у поехавшей и уверенным «я не неудачница, я охуевшая сука!» сном наяву, длившимся больше года. Это уже кома. Самая продолжительная из всех, какие только известны человечеству. И вот сейчас, ты, — он бесстыдно показал на нее пальцем, как на что-то невероятное. — наконец проснулась. С недобрым утром, Дример! Мои соболезнования, конечно, но после комы человек редко выживает. Но я ошибся, — потерянное лицо Дример оказалось перед его глазами. Он заключил, глядя в него. — Ты не умрешь. Ты сдохнешь.
Но Эрин только взмахнула руками, будто ее ничего не волновало. Тон, которым она разговаривала, сообщал о том же самом.
— Так можно мне уже сдохнуть? Я не могу больше ничего фантазировать.
— Уже совсем нет сил?
— Желания.
— Вот как, — ответил Ричи. Удивительно, как в нем все еще было много досады и разочарования. Словно он верил в чертову Дример до последнего, но каждый раз она откусывала своим острым языком от этой надежды кусочек за кусочком, в конце концов добираясь прямо до сердца того, кто не утратил в нее веру.
Так обычно было с каждым, кто вообще присутствовал в ее жизни.
— Значит, желания представить, как ты стоишь тощими коленками в грязи перед неудачниками и просишь у них прощения как подобает, у тебя нет. Хорошо, Дример. Пока есть время — можешь еще пожалеть себя. Больше никого не жалей. Я даже немного понимаю, почему тебе это так легко удается. Кто еще, как не самый жалкий человек всего Дерри, способен на такое?
— Мне жаль их всех, Ричи! — завопила Дример. Ей, при таком обиженном виде, не хватало только топнуть ногой. Она не внушала никакой уверенности, которую изо всех сил пыталась выбить. — Черт возьми, если бы это было не так, то неужели я бы воображала именно это? Я спасла вас с Эдди и исправила свою главную жестокую ошибку. Я простила Стэна и нет, ничего не говори, я всегда буду считать, что именно он виноват в моем уходе! Мне жаль Реджи и даже Вика, но… Но я должна была уйти от них. Должна. И рядом с Генри мне тоже не место, как бы не убеждал его в этом столько времени гадкий клоун. Я не раскаялась только перед Джорджи и, наверно, перед Патриком. Слишком поздно. А остальные… когда я уже… блять, — Эрин приставила руку к щеке и прикрыла глаза. Отвернулась, говоря следующее в пустоту. — Теперь мне можно просто ум… сдохнуть?
Ричи покачал головой, выражая отрицание. На его лице появилась легкая тень высокомерия, но тут же исчезла. Наверное потому, что Эрин отвернулась насовсем и больше этого не видела. Вместе с необъятным чувством беспомощности к ней пришли слезы. Они тонкими дорожками стекали по щекам, застревали комом в горле, рубили под корень надежду прекратить все это. Она зарыдала в голос — громким прерывистым ревом — когда ее не осталось совсем. Благо, Тозиер больше не возвращал ее к себе, позволяя в сторонке сжаться в дрожащий и качающийся комок. Она точно не умрет до тех пор, пока этот Ричи (кем бы он вообще не был) не позволит. Тут Эрин подняла опухшее лицо и, вполоборота глядя на парня, сиплым голосом произнесла: