Они не были готовы к тому, что последовало.
Если они и считали Харриса возможным подозреваемым, это было только потому, что Филлис описала его как человека со злодейским видом. Больше у них не было никаких оснований думать, что именно он убил шестерых людей. Они пришли к нему выяснить, насколько хорошо он знал Кингсли. Они пришли сюда и потому, что Харрис был единственным звеном, позволяющим узнать, чем жил Эндрю Кингсли за пределами дома своей сестры. Они хотели узнать от Харриса хоть что-то об этой жизни, надеясь, что это прольёт свет
на то, как или почему Кингсли нашёл смерть в яме с пятью другими людьми. У них были вполне мирные намерения.
В следующие же десять секунд все изменилось. В следующие десять секунд или восемь, или шесть — сколько потребовалось человеку за дверью трижды быстро нажать на курок пистолета — они изменили и свои мирные намерения и взгляды на подозреваемых и на законы, запрещающие вламываться в дома. Выстрелы были страшно громкие, деревянная обшивка двери треснула, пули попали в штукатурку и отрикошетили во всех направлениях в узком коридорчике. Клинг и Карелла были уже на полу. Пистолет Кареллы был у него в руке, а Клинга — вынут из кобуры. Ещё три выстрела расщепили дверь, просвистев у них над головой, и прожужжали рикошетом.
— Шесть, — сказал Карелла.
Он отполз к боку двери и поднялся на ноги. Клинг переместился к другой стороне и тоже встал. Они посмотрели друг на друга и чуть помедлили, потому что решение, которое они сделают в следующую минуту, могло стоить жизни одному из них. Было шесть выстрелов. Кончились ли патроны в шестизарядном револьвере за дверью и его перезаряжали? Или у него в руках был автоматический пистолет, где некоторые вмещали по одиннадцать патронов? Карелла услышал, как тикают его часы. Если ждать ещё, тот успеет перезарядить, даже если у него револьвер. Он мгновенно отступил к противоположной стене, упёршись в неё спиной, поднял согнутую ногу и выбросил её, ударив в замок. Замок хрястнул, и Карелла ворвался в распахнувшуюся дверь с Клингом по пятам.
Громадный, сумрачно-красивый мужчина вставлял патрон в барабан револьвера, похожего на кольт 38-го калибра. Он стоял в пяти футах от двери, в одних пижамных брюках, и когда Карелла и Клинг ворвались, он выронил патрон из ладони левой руки и замахнулся револьвером. Карелла, давно усвоивший, что крик эффективнее шёпота, закричал: «Бросай!». И Клинг сзади гаркнул: «Бросай пушку!». Человек, которого они считали Харрисом, заколебался на мгновение, переведя взгляд с одного на другого, и вовремя принял верное решение, потому что через секунду оба застрелили бы его на месте. Он с грохотом бросил пистолет на пол. На нём были только пижамные брюки, но они всё равно с размаха прижали его к стене, обхлопали по бокам, обыскивая, и защёлкнули на нем наручники.
Оба тяжело дышали.
Глава 3
— Я ничего не читаю.
Мне и не нужно читать. О нас пару раз писали в газетах, репортёры вечно крутятся около. Но я с ними не говорю, и я не читаю, что они там пишут. Поэтому я всегда хладнокровен. Какое бы ни было собрание у нас, я — самый хладнокровный человек среди всех. Это потому, что голова у меня ничем не забита. Даже в кино я редко хожу и телевизор почти не смотрю — только футбол. Я люблю футбол. Я люблю заранее угадывать, как пойдёт игра. Это — как в жизни угадывать — понимаете, что я имею в виду? Ребята там, па поле, каждую минуту думают, ждут опасность и автоматически реагируют. До того, как я окончил Уитмен — это средняя школа на Крествью, — я тоже был в футбольной команде. Это единственная толковая вещь, которую я вынес из школы, — я был в команде. Я нападающим не был — просто рядовой игрок. Сами видите, я здоровый малый, а тогда был чуть ли не больше. И вот это навсегда осталось со мной — мой опыт в футбольной команде. Футбол по телевидению помогает мне расслабиться и принять решение. Чтение меня только сбивает с толку. А у человека должна быть всегда ясная голова.
Ну, значит, Мейс притащил мне газету во вторник и прочёл мне о том парне, которого взяли легавые, и что он, может, как-то связан с тем бородатым, которого застрелил Чинго со своими ребятами. В газете было сказано, кто был этот убитый — какой-то фраер по имени Эндрю Кингсли, и вроде он недавно приехал из Калифорнии. Ну, и сидел бы дома, не совался. Там не говорилось, что он делал в хате у этих кофеев (презрительная кличка пуэрториканцев за их цвет кожи – примечание переводчицы), и про них тоже не сказано, кто они были. Вот это важно. Насколько я знаю про этих «Масок смерти» (тьфу, ну и имечко), они никогда в полицию не бегают и своих не выдают. У нас здесь полицейские — всегда морока, с кем бы вы там ни были. Вы их просите помочь, потому что вам кто-то перебил ноги клюшкой, и хлоп! Вы уже в тюрьме — видите ли, испачкали тротуар своей кровью. «Рожи» знают, что их президент убит и брошен в яму, но они не побегут рассказывать полиции. Полицейским придётся поломать голову над этим. Судя по тому, что мне Мейс читал из газеты, они пока не больно преуспели. И «Алые» тоже ничего не скажут легавым. Если они в чём и замешаны, то сами будут сводить свои счёты. Вот почему мы были так осмотрительны в первые дни после нашего удара.