— Ты погляди-ка, а?.. — произнес Моноган, светя фонариком в ров.
— Тут их не меньше шести, — сказал Монро.
— Да уж, полдюжины-то есть, — ответил Моноган.
— А это что? — спросил Монро. — Никак, ребёнок?
— Младенец, — подтвердил Моноган.
— Теперь я, точно, всё в жизни повидал, — изрек Монро.
— А я витал кое-что и похуже, — сказал Моноган.
— Ещё хуже, чем ребёнок во рву ночью средь января, когда вот-вот яйца себе отморозишь?
— Ещё хуже, — сказал Моноган. — Это давно было, в пятидесятых, тогда я ещё в восемь-три работал. Не участок, а жуть, скажу я тебе.
— А то я не знаю, — возразил Монро. — Тот самый, где Ральфа Донателло застрелили в спину из африканского духового ружья.
— Отравленной стрелой, — уточнил Моноган.
— А я что говорю?.. — сказал Монро.
— Да, это в моё время было, — продолжал Моноган. — Я-то знал Ральфи. Замечательный был парень. Это ж надо представить? Отравленной стрелой?
— Жизнь невероятней вымысла, — заключил Монро, кивая.
— Ну, так о чём я тебе говорю, что я тогда расследовал — четырнадцать старушек убитых лежат в подвале. Четырнадцать... Тут Синяя Борода просто сосунком выглядит. Четырнадцать!
— Старые?
— Старые. По семьдесят, восемьдесят лет, такие... Тот тип всех их перерезал и сложил в подвал. А нашли мы их так — водопроводчик пошёл в подвал что-то делать. То было похуже, чем это. Куда похуже.
— Да, но здесь-то все молодые, — сказал Монро, нагибаясь над траншеей, чтобы лучше разглядеть.
— Ну, не так чтобы уж. Вот тот, с бородой — небось, двадцать четыре, двадцать пять.
— Он — да, а другие-то чуть не подростки.
— Особенно девчонки.
— Четырнадцать-пятнадцать, верно? '
— Может, побольше.
— Шестнадцать?
— Семнадцать, скорее.
— Славные титечки у той, чёрной, — сказал Монро.
— Да уж, — одобрил Моноган.
Чуть поодаль от двух специалистов по убийствам молча стояли Карелла и Клинг, спрятав руки в карманы курток. Карелла — высокий мужчина, но сейчас, когда он стоял, сжавшись от холода, опустив подбородок в воротник, он казался ниже, чем был на самом деле. И лицо было бледное, осунувшееся, и карие глаза с удлинённым восточным разрезом слезились, губы потрескались, да ещё порез после бритья. Всё придавало ему какой-то вид алкоголика, мечтающего о тёплом пристанище. Если всегда он выглядел крепким мужчиной, незаурядная сила которого скрывалась под обманчивой грацией спортсмена, то сейчас он выглядел несчастным и съёженным в своей кожаной куртке. Он замёрз, и ему было противно слушать двух болванов из
«убийств», кощунственно болтающих над телами убитых. Он вытащил платок и высморкался. Все ещё не было ни техника-криминалиста, ни судмедэксперта. Предстояла долгая ночь.
Моноган и Монро подошли к ним.
— Прямо резня настоящая на этот раз, — сказал Моноган.
— Кровавая баня, — подтвердил Монро.
— Вьетнамская бойня, — добавил Моноган.
— В каждого по три-четыре пули всадили.
— Даже в ребёнка.
— В младенца.
— И раздеты догола.
— Видно, всех где-то укокошили, а потом сюда притащили и сбросили.
— Небось, в реку их всех хотели.
— В водяную могилу...
— Морские похороны...
— А тут увидели ров и решили поскорее кончить.
— Если только их сюда не доставили голяком, чтобы на месте расстрелять.
— Звучит сомнительно, — сказал Монро.
— Но возможно.
— Но маловероятно.
— Как знать? — заключил Моноган, пожав плечами.
— Ну, так или сяк, а вам, ребята, работы будет по уши, — сказал Монро. — Да ещё голые, без одежды, тут вы ещё помучаетесь с опознанием жертв.
— Коли не сообщат об исчезновении баскетбольной команды, — сострил Моноган.
— В баскетбольной команде только пятеро, — возразил Монро. — А их тут в яме шестеро.