План помещения кондитерской очень простой. Снаружи на деревянном стеллаже Одноглаз раскладывает свои газеты. Как войдёшь, слева полка с журналами и дешёвыми книжками — большей частью грязная порно-продукция, то есть ещё один хороший повод, чтобы Одноглаз получил своё, если представится случай. Напротив прилавок, перед ним высокие табуреты, за ним — фляги с мороженым, газировка и всё такое. В дальнем углу комнаты дверь. Мы думаем, что она ведет в заднюю комнату, где живёт сам Одноглаз и где у него притончик с лотереей. Мы решили, что у него должна быть ещё где-то дверь, ведущая в погреб. План был таков — взрываем, врываемся, ликвидируем тут же Одноглаза, оберегая невинных посетителей, которые там могут быть. Рывок дальше, в заднюю комнату, находим дверь в подвал, вышибаем её, потому что, скорее всего, она будет заперта, и ликвидируем любого «Алого», который может там охранять Бига и Джо-Джо. Я рассчитал, что для штурма кондитерской ударная группа должна насчитывать четыре человека, не больше.
Мейс, мой военный советник, предложил, что мы врываемся туда с ручными гранатами, захватывая магазин без всякого риска. Совет так и проголосовал, и было решено, что два боевика бросят гранаты (у нае в арсенале шестьдесят четыре гранаты, но всё труднее и труднее их доставать), а за ними бегут ещё два — на всякий пожарный случай — вдруг, например, Одноглаз или кто-нибудь ещё швырнет гранаты назад, понимаете? В таком случае, эти четверо вбегают и отстреливают всё в магазине. Другими словами, план А состоял в том, чтобы взорвать фасад магазина и затем вбежать в заднюю комнату и вниз в подвал. План Б — в случае неудачи с гранатами — ворваться туда со стрельбой.
Но это было ещё не всё. Мне казалось, что есть только один-единственный путь кончить эту войну раз и навсегда, а именно — полностью уничтожить противника. Я сказал совету, что под врагом имею в виду не только «Алых», которые держат в плену наших людей. Я имею в виду и «Масок». Раз они не усвоили наш урок неделю назад, когда мы нанесли им двойной удар, то мы должны теперь их окружить и уничтожить всех до одного. Я понимал, что это кардинальная мера, но я доказал совету, что если никого не останется, чтобы продолжать войну, то она автоматически кончится.
Один из ребят в совете — в общем, тип, Харди его зовут, начал разводить муть, что не понимает, прежде всего, зачем мы ведём эту войну, я ему ответил, что не мы её начали, но, как самая мощная клика в округе, наш долг и наша ответственность — добиться мира, хотя даже не мы начали все перестрелки. Я ему напомнил и о том, что случилось с бывшим «Мятежным янки» — Джонатаном Квинсом, который начал с того, что стал оспаривать наши решения. Харди тут сразу извинился и сказал, что он ничего не оспаривает, просто он вслух удивился, потому что война идёт всё время, сколько он себя помнит, практически с пелёнок. Я сказал этому Харди, что причина, почему война до сих пор не кончилась, в том, что я тогда не был президентом. Тогда этот тип Харди говорит мне прямо в лицо, что сейчас идёт второй срок моего президентства, и если я могу кончить с войной, почему я этого не сделал ещё в первый срок — не кончил войну тогда же, без дальнейших кровопролитий и сражений. Он опять заговорил, как Джонни, ну, один к одному, но я сохранял выдержку. Я не вспылил, перед нами были важные дела, поэтому мне было не до этого психа. Я просто напомнил ему, что наши враги — твердолобые, их не переубедить, поэтому я, наконец, решил принять крайние меры. Потом я велел ему замолчать и послушать других, авось, поумнеет. Он опять раскрыл пасть, тут Чинго дал ему в зубы, этим его диссидентство и кончилось.
После налёта на кондитерскую, сказал я совету, я наметил удар по клубу «Алых» и по клубу «Масок смерти». Я им сказал, что хочу, чтобы это были масштабные нападения с участием большинства моих людей, и как главнокомандующий я лично возглавляю атаку на клуб «Алых», потому что я хотел встретиться лицом к лицу с Силачом, который сказал мне по телефону непристойность. Я сказал совету, что хочу, чтобы к тому времени, когда мы кончим бой, от «Алых» и «Масок» ничего бы не осталось. Я сказал, что довольно мы давали им всяких возможностей для переговоров, но они не оценили наше благородство и уступчивость, поэтому пора кончать миндальничать и уговаривать их. Пришло время лишить их способности вести войну, и тем самым закончить и саму войну. Я также сказал — и сказал от всего сердца — надеюсь, сегодняшний день будет последним в череде убийств и кровопролитий и завтра, может быть, мы уже сможем ходить по улицам района без страха, и даже с гордостью, зная, что мы не уронили нашу честь. По-моему, я их здорово зажёг. За мой план проголосовали одиннадцать, против одного, а тогда Пуля предложил, чтобы тот, кто проголосовал против (конечно, Харди), подумал бы получше, чтобы было полное согласие, тут он не заставил себя дважды просить.