– Вы человек положительный, – продолжал Игорь, – заслуженный, медалист, так сказать, и персональный пенсионер, но, простите, мне иногда кажется, что вы так и прожили всю жизнь, не сходя со своего любимого локомотива, просидели все годы в тендере или как он там у вас называется...
Тамара истерично хохотнула и прикрыла рот рукой.
– Ладно, каждый сам находит место, где ему лучше, это понятно. Но зачем вы подцепили к своему составу меня?
– Хватит, я ухожу. – Тихойванов хотел подняться.
– Нет, постойте. Еще не все. – С лица Игоря сползла напряженная улыбка. – Чем, скажите на милость, я заслужил жену-грязнулю, квартиру хуже нужника? Чем? Это же общий вагон, дорогой товарищ, общий! У меня были возможности, планы, я жил полнокровной жизнью, под ясным небом, для меня светило солнце, понимаете – солнце!
– В плевке солнце тоже отражается.
– Вот-вот. Вы всегда презирали меня, – почти радостно воскликнул Игорь. – А чем, спрашивается, я хуже вас, хуже вашей дочери? В чем я перед вами провинился? Ну, скажите, в чем?
– В чем? Да хотя бы в том, что до замужества моя дочь не знала вкуса спиртного!
Тамара фыркнула, выпила сначала из своей, а потом и из рюмки мужа. Лицо ее покрылось красными пятнами.
– Ладно тебе, папа... – Глаза ее пьяно блестели. – И вообще чего вы завелись?
Но Федор Константинович уже не мог остановиться.
– Чтобы ублажить тебя, она так и не поступила на работу, не смогла учиться, как мечтала до замужества. Восемь лет сидит сиднем в четырех стенах, готовит, обстирывает и опускается, да, опускается все ниже! Посмотри на нее... – Он перевел дыхание, и Игорь воспользовался паузой.
– Восемь лет назад, – выпалил он, – ваша дочь не очень-то была разборчива в отношениях со мной.
– Мерзавец! – задохнулся в приступе гнева Тихойванов. – Ты всегда был и остался мерзавцем!
– Отлично! – нервно улыбнулся Игорь. – Вот мы и разобрались.
Федор Константинович поднялся.
– Наталью можете привозить по-прежнему, – сказал он. – А моей ноги больше здесь не будет.
Тамара уткнулась лбом в скрещенные руки и заплакала. Игорь похлопал ее по спине:
– Не плачь, девчонка, пройдут дожди... Есть у меня одна идейка: что, если тебе отдохнуть от меня? Поживешь одна, устроишься на работу, в институт поступишь и начнешь подниматься все выше и выше. Слышала, что говорил твой папаша? Я с ним полностью согласен. А вы, Федор Константинович, переезжайте сюда, ведь вы этого добивались? Переезжайте, переезжайте, и Наташу возить не придется. А мне, злодею...
В дверь позвонили. Игорь осекся, нерешительно привстал и тут же опустился на стул, но раздались более требовательные звонки, и он кинулся открывать. Тихойванов снял с вешалки пальто.
– Не обращай внимания, он пошутил. – Тамара подняла опухшее от слез лицо. – Он всегда так: наговорит, а потом отходит...
Тихойванов не нашелся что ответить, оделся и вышел. Дверь в подъезд была открыта. Двое, стоявшие у лестницы, услышав его шаги, отпрянули друг от друга. Похоже, что они ругались. Игорь отвернулся, а Волонтир – вторым был он – поздоровался с Федором Константиновичем и, покачнувшись, сделал несколько шагов в сторону. Тихойванов прошел мимо и громко хлопнул дверью подъезда...
– Такой была последняя наша встреча, – сказал он следователю.
– Вы не задерживались в подъезде? – спросил Скаргин.
– Нет. У меня сложилось впечатление, что они выясняли отношения или счеты сводили, хотя, если вдуматься, какие у них могли быть счеты?
– А вы попробуйте представить, что счеты были, – ухватился за эту мысль следователь. – Игорь никогда при вас не заводил разговора о Волонтире?
Федор Константинович задумался: разговор такой был, но не с Игорем, а с самим Волонтиром, но стоит ли выносить сор из избы? Он решил промолчать.
– Так что? – переспросил следователь. – Как все-таки ваш зять относился к Георгию Васильевичу? Приятелями они были? Друзьями?
– Не представляю, что у них могло быть общего. Игорь парень молодой, современный, а Георгий... Я знаю его много лет...
– Старшего брата тоже знали?
– Знал.
– Расскажите о нем, – неожиданно попросил Скаргин.
– О Дмитрии? – удивился Тихойванов. Ему было что рассказать, но смущала та же мысль: нужно ли? Неужто это и впрямь интересует следователя? Ну, раз надо, так надо. Ему видней...