– Вчера ваш супруг так и не вышел на работу?
– Нет, – ответила Тамара. – С утра – в похоронное бюро. В начале второго Нину Ивановну на кладбище повезли. Игорь тоже поехал. Через час вернулся и лег спать. Намотался за день, устал. А я с Наташкой к отцу поехала.
– Вы говорили, что дочь у тетки, – вставил я.
– Ну да, сестра отца и есть тетка, – удивилась она моей бестолковости. – Я же говорила, что отец у сестры гостит. Наташу я там оставила, а домой вернулась с папой, пригласила его на годовщину, отпраздновать. Сколько же времени было, дайте сообразить. – Она закатила свои подернутые сонной поволокой глаза, стараясь вспомнить, как мне показалось, больше для себя, чем для меня. – В шесть мы приехали. Точно, в шесть. Будильник еще зазвонил. Я его на шесть поставила, чтобы Игоря разбудить.
– Он еще спал?
– Нет, проснулся. Сбегал в магазин за шампанским. Потом они с отцом в шахматы сели играть, а я на скорую руку мясо поджарила, салат приготовила. Все было тихо-мирно. Сели, выпили, и тут Игорь завелся... – В этом месте рассказ Тамары прервался. С ее лица сбежало полусонное выражение. Она уперлась взглядом в пространство и на некоторое время забыла о моем присутствии. Несколькими днями позже я узнал, с чем это было связано, но тогда поторопился и попал впросак, начал активно выспрашивать, что там у них произошло, отчего «завелся» Игорь, и она, отмахнувшись, осадила меня: – Ничего, ничего. Все это совершенно не касается... – Ее темные, круглые, как маслины, глаза так и не обрели прежнего умиротворенного выражения. Она стала отвечать нехотя, с видом человека, вынужденного поддерживать беседу, в то время как его самого одолевают совсем другие мысли. Да так оно в действительности и было. Невидимая стена выросла между нами: по одну сторону осталась она со своей жизнью, своими заботами, по другую – я, посторонний человек, докучающий ей своими вопросами.
– Вы еще долго сидели за столом? – спрашивал я.
– Нет. В восемь я уже легла спать.
– Отец остался у вас?
– Нет. Ушел.
– А муж?
– Тоже вышел куда-то.
– Кто из них ушел раньше?
– Отец.
Не скажу, чтобы наш прежний разговор протекал так, как хотелось, но такая перекличка через стену нравилась мне еще меньше.
– Так вы не знаете, куда ушел ваш супруг?
– Не спрашивала.
– А когда он вернулся?
– В двенадцать ночи.
– Вы точно помните?
– Точно, точно.
Это противоречило показаниям Ямпольской и, как любое противоречие, должно было быть устранено. Я потребовал, чтобы Тамара уточнила, каким образом ей стало известно точное время возвращения мужа домой. С ее слов, ночью она проснулась от шума и увидела в соседней комнате Игоря. Спросила спросонья, который час. Он ответил: «Не слышала, гимн только что отыграли». Потом разделся и лег спать.
– И больше не вставал?
– Нет. Он спит у стенки... Я бы проснулась.
– Скажите, а вы сами радио слышали? – поинтересовался я.
– Нет, не слышала.
– И на часы не смотрели?
– Не смотрела.
Противоречия как не бывало. В два ночи Игорь был во дворе, у дома Волонтира, а вернувшись домой, попытался обзавестись алиби, обманул жену. Факт сам по себе значительный!
– Ну, а что, если он вас обманул, Тамара? – спросил я.
Красильникова недоверчиво посмотрела на меня:
– А зачем ему врать?
Случалось, мне задавали вопросы и посложнее. Но я промолчал.
Мы вышли в коридор. Здесь было по-прежнему темно.
– А лампу надо бы вкрутить, – сказал я. – Есть у вас запасная?
Тамара не заставила просить дважды. Она молча принесла стул, поставила на него табурет, и я кое-как взгромоздился на это шаткое сооружение. Туда не доставал свет, падающий из открытой настежь двери, но кое-что все же было видно. На потолке рядом с крученым шнуром электропроводки серым пятном выделялся след руки. Это было ребро ладони и четкий отпечаток большого пальца. На всякий случай я осмотрел и лампу. Все остальные действия были продиктованы чистым любопытством, уверенности, что поступаю правильно, не было. Я вытащил из кармана носовой платок, обернул им лампу, осторожно выкрутил ее и спрятал в карман. Затем, нагнувшись, перехватил из Тамариной руки новую, упакованную в гофрированный картон и вставил ее в патрон. Загорелся свет.
Рискуя сломать себе шею, я спрыгнул с табурета, наскоро попрощался с хозяйкой и вышел в подъезд. Здесь, не в силах тянуть с осмотром своего трофея, развернул платок. На толстом слое пыли, покрывавшем верхнюю, узкую часть лампочки, отпечатались следы чьих-то пальцев. Но не это было самым интересным. Глянув на свет, я убедился, что не зря лазил под потолок: внутри стеклянной колбы венчиком дрожал неповрежденный вольфрамовый волосок. Лампа была исправной!