Но к лету забот поубавилось, и Дон почувствовал некоторый прилив сил. Учебный год у детей закончился, и они с радостью отправились в летний международный языковой лагерь, где им так понравилось в прошлом году. Помимо практики французского Дону нравилось в этом мероприятии ещё и то, что детей там не строго делили по возрастам, так что брат и сестра всегда попадали в одну группу. Дома они могли и поссориться, не поделив что-нибудь, но на выезде обычно действовали единым фронтом, помогали и поддерживали друг друга, так что разлучать их было бы просто непедагогично. Примерно на месяц они отправлялись туда, а потом ещё на четыре недели в спортивный лагерь. Лизз была там, конечно, звездой, но и Генри, в общем-то, был не прочь поскакать и полазать по полосе препятствий. В отсутствие детей декорирование было завершено в рекордные сроки, дома было свежо, уютно и тихо. Пару дней отпуска ему на работе дали без проблем, и сотрудники лагеря были предупреждены, что Генри и Лиззи отец заберёт на несколько дней раньше.
Немного омрачало картину то, что Ханне взять такой же отпуск не удалось. Очень важная фармакологическая конференция оказалась назначена на эти дни, и пропустить её означало упустить очень редкий шанс: на кону стояло не только её будущее, но и будущее всей компании. Им действительно было что показать, и лучше неё этого не смог бы сделать никто. Минусы того, что ты лучший в своём деле, что тут поделаешь. Она заметно расстроилась, но Дон ласково поцеловал её и честно сказал, что очень гордится ей, и она немного оттаяла, нежась в его объятьях. Такие минутки нежности Дональд очень любил, они напоминали ему о юности и о той любви, которая была между ними когда-то. Не то чтобы любви теперь не было вовсе. Дональд мог почувствовать её, как чувствовал нежность к жене, её ласку, её заботу. Мог ли он винить кого-то в том, что это требовало теперь сознательного усилия? Этого он не знал. То, что когда-то наполняло каждый их день, теперь стало редким гостем… Но не исчезло же. Может быть, оно вернётся вновь… «When the kids get married», как сказал бы Дейкин.
В назначенный день Дональд грузит вещи и возбуждённых долгожданной поездкой детей в просторный видавший виды хэтчбэк, который они называют «детским автомобилем», в отличие от своей второй маленькой двухдверной машинки, и отправляется в Шеффилд. По дороге они играют в слова, по-английски и по-французски, а дети ещё и делятся словами на других языках, которые они запомнили, общаясь в лагере с гостями из разных стран. При виде родителей у Дона немного щемит сердце: он видел их в прошлом году, и с тех пор стало как-то особенно заметно, что они постарели… Но здоровье пока что их не покидает надолго, и настроение в их доме царит приподнятое, как и в былые времена. При виде драгоценных внуков они и вовсе расцветают, так что Дон даже в шутку изображает ревность: мол, всё внуки да внуки, а на сына и не посмотрите… Мать смеётся и машет на него рукой:
— Иди уже к своим парням, не мешай нам общаться о действительно важных вещах! — Генри как раз показывает ей свою новую любимую книжку про ископаемых динозавров.
***
Встречаются они на перекрёстке, в одном квартале от дома миссис Линтотт, и Дон добирается туда на автобусе, а не на своей машине, потому что он реалист. Нет никаких шансов, что он сможет сесть за руль к концу этого дня. Парни подходят солидно, размеренным шагом, но по мере того, как «банда» собирается, всё чаще становятся слышны смешки, начинаются тычки под рёбра, подначки и хохот, и к дому Тотти идёт уже практически толпа тинейджеров-переростков, в дорогих пиджаках (Дейкин и Кроутер), с бородами (Ахтар и Радж) и животиками (Локвуд и, если совсем уж честно, немного и сам Скриппс; Тиммс не считается, он ведь даже немного похудел с их последней встречи) — со стороны, должно быть, зрелище комичное, но сами они к тому времени уже видят друг друга такими, как пятнадцать лет назад. Меньше всех, наверное, изменился с последней их встречи Познер: разве что сменил причёску, отпустив на макушке волосы чуть длиннее, чем на висках и затылке. Когда их группа растягивается по улице, Дэвид непринуждённо пристраивается слева от него, и Дон невольно расплывается в улыбке: всё-таки есть ещё в этом мире незыблемые вещи. Будто прочитав его мысли, Познер понимающе улыбается в ответ.
Они шумной толпой вваливаются в тесную прихожую своей учительницы, обнимая её и пожимая её руки. Кроутер обнимает изо всех сил, как в былые времена, и она восклицает: «Задушишь! Я ведь уже не так молода!» Она загоняет их в столовую, где они расставляют на столе принесённое с собой печенье и кексы в ожидании огромного чайника и разносортных чашек из кухни. «Никогда не любила стряпать, — смеётся Тотти. — Какие вы молодцы, что притащили всё сами!» Они рассаживаются и начинают было расспрашивать её о жизни, но она быстро переводит разговор на них: «Что может быть интересного у одинокой престарелой клуши!» — так что приходится каждому сделать доклад на тему «Как я провёл лето», только вместо лета подставить «пятнадцать лет». Некоторые принесли фотографии, некоторые нет. Дон принёс семейное фото (одно), Дейкин принёс три фотоальбома, полных его фотографиями из отпусков в разных странах, с разными спутниками и спутницами, снимками на память с самыми важными клиентами и автопортретами на фоне его новой машины. Когда доходит очередь до Познера, Тотти с улыбкой машет рукой:
— Про тебя я и так всё знаю! — и, наклонившись к нему, добавляет громким шепотом: — Даже больше, чем хотелось бы.
Дон удивлён, и больше всего тем, что Познер, совершенно не тушуясь, смеётся над этой репликой вместе со всеми и как ни в чём не бывало сообщает ребятам несколько последних фактов о себе. Учитель в новой гимназии, немного репетитор, немного, в последнее время, садовод… Судя по реакции ребят, никто ничего этого о нём не знал, и Дону немного совестно, что и он в их числе. Всё собирался позвонить (контактами при переездах они по привычке обменивались), но всё как-то… забывал. Разглядывая фотографии, Поз безо всякого смущения нацепляет продолговатые очки в тонкой проволочной оправе, и в этих очках он смотрится неожиданно… клёво. Он по-прежнему не выглядит полностью своим в их маленькой группе, но теперь он, похоже, гораздо меньше расстраивается по этому поводу.
Они много смеются, вспоминая собственные проделки, и Тотти удивляет их тем, что не только помнит о них, но и почти в половине случаев прекрасно знает, кто был виновником, хоть и делала тогда вид, что не догадывалась. Дону приятно, что его она угадывает реже всех. Вспоминают они и творческие прорывы, которые она наблюдала со стороны, и их зашкаливавшее волнение перед выпускными и вступительными экзаменами. Она смотрит на них почти с материнской нежностью.
— Всё-таки вы были совершенно уникальным выпуском, дорогие мои. Никогда — ни до, ни после — у меня не было таких мальчиков.
На прощание крепче всех она обнимает Раджа.
По домам никому не охота, они забредают в какой-то паб и шумят там до позднего вечера. Познер снова удивляет Дона, не отказываясь от виски после пива. Раньше он не любил крепкие напитки и отчаянно быстро пьянел… Но, видимо, прошедшие годы он посвящал тренировкам, потому что под конец вечера не выглядит пьянее всех остальных (так выглядит Тиммс). Трезвым остаётся только Ахтар, оставивший в прошлом короткий юношеский бунт против традиций, но у него никогда не было проблем с тем, чтобы побалагурить на трезвую голову.