*белый фургончик — «white van», любая машинка типа нашей «ГАЗели». Есть выражение «мan with a white van», такой специальный человек, которого можно нанять, чтобы перевезти что-то куда-то.
**В некоторых приходах священники называются викарии, а в некоторых ректоры. http://www.e-reading.club/chapter.php/1045562/116/Tolko_ne_dvoreckiy._Zolotoy_vek_britanskogo_detektiva.html
***(фр.) — На чём мы остановились в прошлый раз, друзья мои?
========== ЧАСТЬ 10 ==========
Конечно, всякий, кто способен критически смотреть на реальную семейную жизнь, может понять, что чисто «женской» и «мужской» ролей как таковых в ней не существует. Каждый, как правило, просто делает то, что у него лучше получается, и если это то, чему учили с детства, ибо «так положено» — ну что тут поделать. Но бывает ведь, что учили одному, а сердце лежит к другому. Дон вот с бóльшим удовольствием, чем Ханна, возился с детьми — делало ли это его, по логике Дейкина, «женой»? Они с Позом, как ни странно, сами посмеялись немного на эту тему сразу после того, как съехались. «Наши, когда узнают, станут спрашивать, учти, — усмехнулся Поз. — Что отвечать-то будем? Ты Фред, я Луиза, как всегда?» «Ну нет, мужем я уже был, хватит, — заявил тогда Дон. — Хочется разнообразия». Дэвид был за разнообразие обеими руками, тогда они и договорились, смеясь, что будут меняться — и, кроме шуток, в быту это само собой получилось так. Тот раз, когда они впервые по-настоящему поменялись в постели, конечно, запомнился Дональду, но не так сильно, как случай, когда у него впервые появилась такая мысль.
Когда пальцы Дэвида впервые скользнули между его ягодиц, Дон ягодицы непроизвольно сжал. Всё тело напряглось, и Дон даже не понял, почему… но Дэвид тут же убрал руку. На его лице сменилось несколько выражений, одним из которых было — мимолётное, но всё же — разочарование.
— Прости, — шепнул он, — я забылся. Я больше не буду.
Дон почувствовал, будто упускает что-то, о чём пожалеет потом. Он доверял опыту Дэвида в постели, но тут всё же решился возразить:
— Дэвид, ты же хотел мне приятное сделать, я знаю. Попробуй ещё.
— Да, конечно, хотел, но… тебе не понравилось, — Дэвид явно пытался закрыть тему, отвлекая Дона от разговоров мягкими, дразнящими движениями бёдер. Но Дон пока сдаваться не хотел.
— Да я и понять ничего не успел, — возразил он серьёзно. — Просто тело так среагировало, само.
— Да знаю я, как это бывает, — вздохнул Дэвид… и Дон вдруг кое-что вспомнил. Ему стало смешно:
— Ты хочешь сказать, что нашёл у меня комплекс мачо?
Дэвид усмехнулся:
— Ну да.
— И, судя по всему, он у меня в заднице, — Дон уже давился смехом, но Дэвид ответил с комичной серьёзностью:
— Нет, что ты, понятно же: он охраняет вход! — и всё же не выдержал и тоже начал смеяться.
— Как… как Цербер! — задыхаясь от смеха, выдавил Дон и скатился с Дэвида, уже начавшего молотить его кулаками.
— Прекрати меня смешить! — вопил тот. — Я тут вообще-то потрахаться собирался.
— А говорят, романтика мертва. Но, кроме шуток, я хочу попробовать. Хотя бы… Тебе же понравится, если я тебя там коснусь?
— Ты будто не знаешь, — Дэвид улыбался, его глаза снова задорно мерцали. Это выражение Дону нравилось куда больше. Что же до предстоящих чувственных открытий…
— Давай сыграем в игру: делай со мной то, что хотел бы, чтобы сделал я. А я буду тебя «зеркалить».
Дэвид прямо-таки просиял:
— Дон, ты откуда такие идеи вообще берёшь? Это же потрясающе! Но всё же, знаешь… ну, не обязательно тебе самому делать всё, что люблю делать я. Мне хорошо с тобой, правда. Мне нравится то, что есть.
Дону, в общем-то, тоже нравилось то, что есть. Но попробовать всё, что доступно, он всё же хотел. Хотя бы для того, чтобы больше не обижать Дэвида взбрыками своего эго, или комплекса мачо, или что у него, гм, там.
Дэвид признался позже, что так постепенно приучать кого-то ему прежде не доводилось. Но получилось у него превосходно: Дону понравился весь процесс. Он не преминул подцепить у Дэвида ещё несколько полезных трюков, чтобы использовать на нём самом, и ни разу не пожалел, что в конце концов оказался по другую сторону. Теперь он куда лучше представлял ощущения Дэвида в любой из позиций — и секс с ним стал возбуждать ещё сильнее, хотя он не думал, что такое вообще возможно.
Дон был давно покорён тем, каким разным может быть Дэвид в сексе. Ласковый, доверчивый, податливый Поз, подставлявшийся под ласки, позволявший делать с собой всё, что Дональду хотелось, вызывал в нём приливы нежности и неодолимого влечения подарить ему всё наслаждение мира. Игривый, соблазнительный Поз, хитрец и выдумщик, всегда умудрялся удивить, застать врасплох, подогреть интерес, раздразнить, довести до точки кипения — порой даже не прикасаясь. Но ещё он, оказывается, умел быть таким уверенным и властным, что у Дона от одного звука его голоса, от одного его взгляда или движения брови слабели колени и исчезали связные мысли. И при этом Дэвид всегда оставался таким же предельно деликатным, никогда не давил. Предлагал, пробовал — но не требовал.
Лишь однажды Дональд позволил себе смалодушничать и вздохнуть про себя: эх, вот если бы оказаться с Позом вдвоём на благоустроенном необитаемом острове, вдали от обязанностей и проблем, да не вылазить бы из постели… Но Дэвиду он в этом желании признаться не рискнул. Пора было ему проявить силу духа. Пора было встретиться с реальностью лицом к лицу.
***
На предложение развестись Ханна, разумеется, реагирует резко. Ей, похоже, до сих пор не хочется верить в то, что намерения Дона настолько серьёзны. Всё-таки измена — это одно… А развод… это что-то уже окончательное, фатальное. С одной стороны, она, конечно же, сама выгнала Дона, узнав обо всём. Но дать согласие на развод — это всё равно, что расписаться в своей неспособности спасти брак, и ей плевать, что спасать уже фактически нечего. Всё равно, что признать, что всё кончено, отпустить ситуацию. А она не хотела этого делать даже тогда, когда испытывала к Дону в основном жалость и некоторую брезгливость. Теперь же, после всех отчаянных попыток его соблазнить (которые ей казались успешными!) и его внезапного, как снег на голову, признания, её чувства к нему гораздо интенсивнее и сложнее: весь спектр от отвращения до обожания, зачастую одновременно.
Дон не удивлён тем, что первый её ответ на его предложение — твёрдое «нет». То есть как, твёрдое. Отчаянное, полное ужаса «нет» в сопровождении истерики: «Как ты можешь такое говорить! Ты же знаешь, что я совершенно одна, и никого больше у меня нет! Ты обязан мне помогать, а ты только и мечтаешь, оказывается, умыть руки и исчезнуть с горизонта?! Я не позволю тебе это сделать, и не надейся!» И тут же, в ответ на напоминание о том, что он помогать не отказывается, тем более что в документах она сможет прописать любые нужные ей условия, она взвивается: «И пропишу! Разумеется! Ты как думал! И за моральный ущерб с тебя взыщу, и за развращение детей твоими россказнями о якобы «любви»! Не думай, что сможешь общаться с ними, не будучи моим мужем! Не на ту напал!»
Дон понимает, что говорить об этом дальше бессмысленно. «Завтра тебе позвонит мой адвокат», — сообщает он и кладёт трубку. Ханна тут же набирает снова, но он сбрасывает её звонки. Начало положено. И очевидно, что конец ещё очень не близко. Он вздыхает, блокирует её номер и с минуту сидит за столом, закрыв лицо руками. Лёгкие руки Дэвида осторожно касаются его плеч, потом сжимают крепче, приободряя, поддерживая. Дон, не открывая глаз, наклоняет голову назад, позволяя ему обнимать себя, перебирать пальцами волосы, целовать макушку, висок. Дэвид ничего не говорит и не спрашивает. Он просто здесь. Он рядом. Этого достаточно.
***
Адвокат на делах о разводе собаку съел, и не одну. Он советует Дону всегда отправлять Ханну к нему и не пытаться самому договориться с ней. «Поверьте, так нервы целее будут не только у вас, но и у неё», — убедительно, но как-то заученно повторяет он. Ханна же ни с какими адвокатами говорить не желает, хотя Дон предлагает ей тоже нанять посредника для переговоров. Она не хочет ни переговоров, ни советов, она хочет мужа назад и названивает самому Дону с требованием отказаться от развода. И Дон далеко не всегда может заставить себя послушаться дейкинова приятеля. Он всё же выслушивает Ханну и пытается её переубедить, надеясь, что такое, более человеческое, не обезличивающее отношение на неё рано или поздно подействует… Но пока что она только становится всё изобретательней. Ссылается на Матфея, упрекая, что Дон толкает и её на путь греха*. Припоминает даже Первое послание Коринфянам в надежде его пристыдить, но он едва ли не лучше неё помнит «исчерпывающий» список всех, кто не наследует Царство Божие**. Дейкин когда-то любил подкалывать его по поводу этого списка и круга друзей Дона, включая себя. От подколок тех Дон обычно со смехом отмахивался, но иногда, под настроение, мог и дискуссию завести о роли и месте подобных древних слов в современном мире. К дискуссиям часто подключался и Познер, с его фирменным научным азартом, странным образом не исключающим вовлечённости. В ответ Ханне Дон озвучивает только самые нейтральные из приводившихся тогда доводов, но она всё равно злится из-за отсутствия у него должного раскаянья и стыда. Нервы всё это и правда расшатывает. И если бы только это!