Выбрать главу

***

Дону всё-таки приходится выложить родителям всю оставшуюся информацию в один присест. Он просит их включить громкую связь, чтобы им не пришлось потом пересказывать друг другу его слова. Они… шокированы, конечно. И фактом измены, и тем, что это Дэвид. Они всё же надеялись, что ссора детей как-то мирно разрешится, всё как-то уладится. Но, узнав о такой причине ссоры… просто умолкают, не зная, что и сказать. Дон заранее запретил себе извиняться или оправдываться, так что тоже молчит, слушая неясные шорохи их движений. Первым подаёт голос отец, говорит, как Дон и предполагал, что всё это очень неожиданно и неприятно. Но вопросов об ориентации — и о вере — к которым Дон морально готовился, так и не задаёт. Добавляет только, что они с мамой перезвонят ему позже. Сдержанно благодарит: спасибо, мол, что сказал. «Нам действительно стоило это узнать». И прощается.

Он старается не думать о том, почему так и не услышал голоса матери после своего признания. Скорее всего, она беззвучно плакала, и мысль об этом разбивает Дональду сердце, в который уже раз. Что она подумала о нём? Это тревожит его. Нет, он не стал бы менять свою жизнь или своё мнение в угоду родителям — да они и не потребовали бы такого! — но всё-таки, всё-таки было бы немного легче, если бы они… хотя бы поняли его. Хотя бы постарались понять. Однако, всё, что мог, он им уже сказал. Теперь остаётся лишь ждать. И молиться, наверное.

***

Чем старше становился Дон, чем крепче он стоял на ногах, тем реже он обращался к Богу с какими-то материальными просьбами, а потом и вовсе перестал. Странно было бы просить Его о том, что Дон и сам был в состоянии заработать — или создать. Но он по-прежнему просил порою о вещах нематериальных: о душевной стойкости, о силе, об удаче — для себя и для родных и близких людей. Он не раз замечал, что ему самому это здорово помогает: становится проще делать то, что должен, принимать правильные решения, когда его мозги не загружены тем, что они чисто физически не в состоянии обработать. Когда он признаёт, что влиять на ситуацию может очень ограниченно, и не взваливает на себя непомерный груз ответственности за всё.

В общем-то это чаще всего даже не просьбы, исполнения которых Дон от Всевышнего ждёт. Это напоминания самому себе о том, что, хотя для него эти вещи важны, они не в его власти. Они в руках Господа, и Дон мало что может гарантировать в этих областях жизни. Только уповать на промысел Божий, положиться на Него, довериться судьбе. Здоровье и безопасность дорогих ему людей, относительно мирное небо над головой — это то, что он не может обеспечить полностью сам, да и не должен, в общем-то. И чрезмерно беспокоиться об этом — значит лишать себя сил, которые можно было потратить куда более конструктивно: что-то вовремя сделать, на что-то обратить внимание, яснее увидеть перспективу.

Когда Дэвид Познер считал его просто другом, не зная, как много он значит для Дона на самом деле, Дон часто молился о том, чтобы, если возможно, его друг обрёл счастье в любви. Он видел, что Дэвид ищет его, довольно активно, но не очень-то успешно. Порой Познер даже вздыхал, то ли в шутку, то ли всерьёз, что от получения знаний он испытывает куда больше радости и удовлетворения, чем от своих амурных похождений. Дон досадовал на себя из-за того облегчения, которое вызывали в нём эти слова, но ничего с ним поделать не мог. Хотя, конечно же, сочувствовал Дэвиду, искренне переживал за него. Тоска, разочарование, ощущение предательства, то и дело посещавшие Познера, острой болью отзывались в сердце Дона. Новые увлечения, каждая новая — пусть краткая — эйфория влюблённости заставляли улыбаться, дарили надежду… хотя, конечно же, тоже серьёзно мучили. И всё же, как бы ни было трудно, Дон почему-то ни разу не попросил для себя избавления от этой любви. Он жалел лишь о том, что, как ему казалось, он сам не был способен сделать ничего, чтобы Дэвид стал хоть немного счастливее, потому и просил Бога об этом. Просил дать Познеру сил преодолеть новый эпизод депрессии. Просил направить ему навстречу достойного человека, которого Дэвид мог бы полюбить, и который был бы способен любить Дэвида так сильно, как он того заслуживает. Это оставалось очень важным для Дона даже после знакомства с Ханной, но когда он начал задумываться о свадьбе, то понял, что стоит уже пересмотреть свои приоритеты. Он заставил себя перестать упоминать имя Дэвида ежедневно. Он ведь всё равно желал благополучия всем своим друзьям — вот в этот круг он и вернул Поза мысленно, и это очень помогло тогда, именно это оказалось нужным.

Сейчас же, и в церкви, и дома по вечерам, Дон снова старается выделить в навалившейся на него тяжести испытаний самое важное — и не то, чего хочется лично ему, а лишь то, что могло бы помочь его близким людям. Он совсем не просит о том, чтобы родители непременно простили его, он просит лишь послать им здоровья и сил, ведь по большому счёту это гораздо важнее. Не просит о каких-то конкретных действиях Ханны, просит лишь дать ей спокойствия и ощущения поддержки, а ещё просит вразумить их обоих — и себя, и её — удержать от непоправимых ошибок. Просит защитить от урона сердцá и души детей, помочь им пережить этот тяжёлый период.

И за Дэвида снова просит: об удаче на новом месте работы, о том, чтобы несправедливое невезение не помешало ему произвести хорошее впечатление, чтобы среди коллег поскорее нашлись друзья и единомышленники… Дональд видит, что Дэвид волнуется об этом, но, разумеется, помочь ему он мало чем может. Состояние Дэвида вообще тревожит Дона в последнее время. Они обсудили возможные последствия обращения к адвокату, сознательно решились на этот шаг, и оба знали, что будет тяжело, но Дону кажется, что Позу это даётся труднее. Дэвид списывает свою хандру на погоду и просит не обращать внимания, но улыбки его становятся всё более вымученными, голос — вялым, плечи — сутулыми. Возможно, это и впрямь естественные для Поза сезонные изменения, но Дон их прежде не видел, только начав жить бок о бок стал замечать и закрывать на них глаза не собирается. Правда, он надеется, что в этом он хоть немного сумеет Позу помочь. По крайней мере, он хочет попытаться.

***

Как ни чудесна и ни удивительна жизнь рядом с Доном, но постепенно погода, стресс и усталость берут своё: начинается зимняя депрессия. Дэвид и раньше с трудом переносил сокращение светового дня и холод, но тут, в Лондоне, к этому добавляется ещё и постоянная сырость, и заметно большее количество пасмурных дней… и ему начинает казаться, что он никогда не согреется.

В новом коллективе нужно быть гораздо более осторожным и внимательным, чем в том, где у тебя уже есть друзья. И он прекрасно понимает, что всегда, неминуемо, находятся в любом месте люди, которым ты не нравишься просто так, даже безо всяких серьёзных поводов. И всё-таки то, что среди педагогов Беллерби обнаружились уже двое, относящихся к нему по разным причинам с неприязнью, довольно сильно удручает его. Плюс ко всему, преподаватель, на место которого его взяли, был, оказывается, весельчак и любимчик всех школьников, так что Дэвида приняли слегка в штыки и в первые же дни окрестили «занудой». Понадобилось действительно много терпения и сарказма, ни в коем случае не направленного лично на кого-то из учеников, чтобы перебороть это их мнение — и это сильно вымотало его, сильнее, чем он ожидал.