Когда Сергей в тот первый день увидел Вальбургу, всё в душе перевернулось. На глаза наворачивались слёзы, а говорить спокойно удавалось только неимоверным усилием воли. Он увидел Вальбургу и словно посмотрел в зеркало там… в прошлой жизни. Эта женщина была очень, просто невероятно похожа на него прошлого. Миндалевидный разрез глаз, нос, форма губ и бровей, высокий лоб. Конечно, овал лица был смягчён по женскому типу, длинные чёрные волосы обрамляли слишком бледную кожу, которой у него никогда не имелось из-за работы на свежем воздухе, но… сходство всё же было невероятным. Особенно из-за того, что Сергей помнил себя более взрослым, нежели шестнадцатилетним юнцом, а Вальбурга выглядела лет на тридцать-тридцать пять максимум. У Сергея было чувство, словно эта аристократка из древнего магического рода на самом деле могла быть его матерью. Матерью Сергея Звезднева из далёкой России. Попахивало бразильскими сериалами, которые начали показывать в начале девяностых, но отделаться от мысли не удавалось. Впрочем, спросить напрямую было бы слишком недальновидно, так что оставалось мучиться сомнениями и строить различные предположения.
Но всё же никаких магических проявлений в прошлой жизни он за собой не замечал, а значит, даже если предположить невероятное, то причина отказа от него была ясна как день: Сергей Звезднев не был волшебником, в лучшем случае — сквибом. А значит, не мог жить жизнью магов.
Впрочем, всё это могло быть лишь домыслами и фантазиями, и в конце концов, он решил не забивать себе голову ещё и этим. И без того хватало волнений и проблем.
Со временем удалось привыкнуть и более спокойно реагировать на мать, но каждый раз, когда Сергей смотрел на неё, по спине ползли мурашки, а сердце начинало быстро колотиться в груди, захлёбываясь каким-то щенячьим восторгом.
Сириус полностью пошёл внешностью в Ориона Блэка, а вот Регулус имел схожие черты с обоими родителями, но глаза у него были мамины.
* * *
Две недели перед началом учебного года были посвящены пятому курсу, по которому сдавались СОВ, то есть «Стандарты обычного волшебства». У Сириуса, кстати, оценки за эти СОВы были вполне себе приличные.
А ещё Сергей провёл часть времени в лаборатории особняка, чтобы попривыкнуть ко всяким лягушачьим лапкам, флоббер-червям и глазам жуков, всё это было жутковато, но грязной работы Сергей никогда не боялся. Да и, как оказалось, это не было главной проблемой.
Если магия вполне прилично слушалась и можно было «творить чудеса» практически силой мысли, то «кулинарная химия» требовала не только усилия воли, но и элементарных навыков нарезки двадцатью разными способами, чувства времени, ориентации по запахам, впрочем, что-что, а обоняние не подводило, и только благодаря ему Сергей вообще хоть что-то мог сообразить в этом зельеварении. Плюс огромной проблемой стала чужая, совершенно непривычная система мер и весов. Ум за разум заходил, когда надо было отмерить жидкую драхму или отвесить скрупул. Память прошлая и пришлая боролись друг с другом, пытаясь пересчитать в привычной СИ, и Сергей не знал, что с этим делать.
Так что при том, что теоретически Сергей оказался более-менее подкован, практически зельеварение ему совершенно не давалось. А у Сириуса был зарезервирован продвинутый курс, по которому в том числе в будущем предстояли экзамены ЖАБА, что печалило.
Сергею даже пришлось наврать родителям, что лёгкая потеря координации могла быть последствием того удара о злосчастный комод. Впрочем, он пообещал, что всё наверстает, и удвоил усилия.
И вот завтра уже надо ехать в школу.
Сириус с интересом разглядывал золочёный билет, который утром принёс ему брат. На билете витиеватым почерком было написано, что Хогвартс-экспресс отбывает с вокзала «Кингс-Кросс» от станции девять и три четверти в одиннадцать утра первого сентября.
Удалось узнать, что это что-то вроде магического приглашения. Никто, кроме школьников Хогвартса и лиц сопровождения, не может пробраться в такой стратегически важный объект, как поезд, полный детей.
Почерк, кстати, тоже несколько смущал Сергея. Очень давно, в школе на уроках чистописания в младших классах, ему довелось писать пером, правда, не птичьим, а обыкновенным, с металлическим наконечником. Потом приходилось вычерчивать чертежи в техникуме с помощью рейсфедера, то есть как-то соприкасаться с тушью и чернилами, но, к радости Сергея, навык писать у него сохранился куда лучше зельеварения. Всё же это он делал и в прошлой жизни. Когда он начинал задумываться, что делает, то писать по-английски получалось очень коряво, почти печатными буквами, а если сделать над собой усилие, то почерк получался довольно похожим на почерк Сириуса. Сергей как раз нашёл недописанное письмо в столе и имел образец для подражания. Потом в чудо-сундуке обнаружились и всякие старые эссе, и записки, и письма, написанные разными людьми. Вся школьная жизнь.