Воздушный замок Вальбурги Блэк начал разрушаться в конце декабря тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года, когда оба её сына-близнеца — Поллукс и Кастор — после прогулки в Рождество и купания в снегу подхватили сильнейшую и редчайшую разновидность магической простуды. Сначала симптомы были еле заметны, близнецы чуть покашливали, и это проходило после дозы бодроперцового зелья. Но через две недели температуру уже невозможно было сбить, а бодроперцовое перестало действовать. Детям становилось всё хуже.
Семейный целитель поставил жуткий диагноз и не давал шансов: в самом лучшем случае дети останутся сквибами. Их и так очень серьёзная болезнь протекала в самый неблагоприятный период из возможных для маленьких магов: между восемью и девятью годами. Родительская магия, которая защищает ребёнка, уходила, и с болезнью — лишь стремительней, а родовой, которая должна защищать наследников после ритуала в девять лет, уже не за что было зацепиться, даже если провести ритуал принятия в Род. Замкнутый круг: Блэк-хаус, как и любой родовой манор, убивал детей-сквибов между их восемью и девятью годами, если родители не озаботятся отсечением от рода. Поллукс и Кастор только становились сквибами, но были слишком серьёзно больны и нетранспортабельны. Защита рода обернулась против них самих.
Агония близнецов длилась до конца января. Вальбурга Блэк была хорошей матерью, и она надеялась. Что случится чудо. И её мальчики поправятся. И будут жить долго-долго. И пусть даже не станут самыми умными или талантливыми, ей уже было достаточно, чтобы они жили.
К началу февраля она была согласна, чтобы её дети жили хотя бы сквибами…
Когда её воздушный замок рухнул окончательно, и она поняла, что чуда не будет, то Вальбурга поступила, как настоящая Блэк — представительница старейшего, сильнейшего и темнейшего рода Магической Британии…
— Мама!
Вальбурга чуть вздрогнула, посмотрев через зеркало на младшего сына, который застыл на пороге её комнаты. Ссора с Сириусом и его недомогание вызвали череду самых страшных воспоминаний, которые Вальбурга очень хотела бы забыть.
— Прости, я тебя напугал? — извинился Регулус.
— Я просто задумалась, — выдавила улыбку Вальбурга, поправляя складочки на своём любимом чёрном платье с жабо, в которое она переоделась к обеду. Фасон и покрой помогали не опускать голову и принимать удары судьбы с достоинством леди. — Сириус уже проснулся?
— Я как раз иду к нему, чтобы напомнить про обед. Надеюсь, он сможет составить нам компанию… — Регулус умолк, но не уходил, словно хотел что-то сказать, но не знал, как.
— Что такое? — приподняла бровь Вальбурга, стараясь не показать сыну своё волнение. Регулус ничего не сказал ей о том, хотел ли Сириус собрать вещи, когда очнулся. Младший сын только сообщил, что Сириусу стало лучше, но после того, как они съели ланч, тот решил поспать.
— Мне кажется… Мне кажется, что ему совестно за своё поведение. Если… Если ты не будешь напоминать ему или… прогонять, — Регулус покраснел, отвёл взгляд и быстро ретировался: — Я пойду, напомню ему про обед.
Вальбурге стало стыдно от того, что Регулус так волнуется. И думает так плохо про неё. Сириусу отчего-то так легко удаётся вывести её из себя. Буквально с пол-оборота! Но как же сложно сдерживаться, когда твой собственный ребёнок, твоя плоть и кровь, тот, за жизнь которого она стольким пожертвовала, постоянно дерзит, ведёт себя по-хамски, не слушается, цепляет…
На каждое её слово — десять в ответ! Но если бы это были просто какие-то глупые слова! Мальчик отрекается от рода, от магии, от своей семьи… Как можно?! Что пошло не так? Почему её добрый, умный, замечательный мальчик, который любил брата и свою семью, вырос в дерзкого подростка со странными идеями, для которого нет авторитетов и каких-то жизненных ориентиров?
У неё давно не было никаких иллюзий по поводу старшего теперь сына, но… Вальбурга всё ещё надеялась. Что сможет отговорить, что сможет убедить или даже силком заставить, если иного выбора не будет. Неужели сын забыл всё, чему она учила? Если Сириус уйдёт из семьи, то станет Предателем Крови, и ей придётся отсечь его от Рода. Магия же не прощает… Но обо всём этом думать и лишний раз себя накручивать Вальбурге не хотелось.