— Разрешите идти? — обратилась она к подполковнику. — Я в гостях у тетки только до утра. В семь часов утра я должна подавать фашистам завтрак. Ох и жрут же! Будто век не ели. Только покрикивают: «Фроляйн, добавляйт».
— Чем вы их кормите? — спросил Касаев.
— У нас в особняке пища хорошая. Кормят их, как они сами говорят, по высшим нормам. Ну я пошла. Здоровеньки будем!
— Может, немножко подвезти на дрожках?
— Нет! Нет! Что вы! Я же пешком к тетке… У меня и в пропуске так написано.
— Тогда мы вас просто проводим.
— А вот за это спасибо, — улыбнулась девушка. — Давно не ходила с приятными кавалерами.
— Кто-то все-таки был?
— Был. Обер-лейтенант, пропахший шнапсом. Еле отшила и то благодаря родственнику.
Касаев окинул взглядом командиров.
— А ну, орлы! Кто из вас самый достойный?
Однако вопрос о сопровождении разведчицы был решен еще до ее прихода. Ее ждал Огнивцев для тщательного инструктажа наедине. Огнивцев и предложил Вере галантно свою руку. Десантники и партизаны прекрасно понимали, что за этим актом кроется святая святых — инструктаж на предстоящее задание. Пошутив для отвода глаз, они простились с Верой и разошлись. А разведчица с подполковником в сопровождении охраны углубилась в лес.
Шли вчетвером. Впереди — два автоматчика, позади, метрах в пятидесяти, — Вера и Огнивцев.
— Как работается? Тяжело? — спросил он.
— Не то слово. Просто невозможно. Их мерзкое, надменное поведение выворачивает все нутро. Порой хочется на весь белый свет кричать: «Да когда же все это кончится?! Когда же вам конец, проклятым?!»
— Скоро. Теперь уже недолго ждать. Самое страшное, можно сказать, позади. Армия наша сейчас не такая, как в сорок первом!
— Посмотреть бы… как придут, а там и умереть.
— К чему ж умирать? Тогда только и жить.
— Все так, да только…
— Что вас волнует?
— Удастся ли уйти перед взрывом?
— Взрыв произойдет в час ночи, — сказал определенно, уверенно командир. — Вы же ночью не дежурите?
— Всех не отпускают. Меня, как правило, оставляют в особняке.
— Женщины — народ изобретательный. Найдите предлог и уйдите!
— А что бы посоветовали вы?
— В данном случае надо максимально использовать вашего родственника — бургомистра города. Под предлогом навестить его больную жену или домочадцев отпроситься за пару часов до взрыва. Оставаться ни в коем случае нельзя!
— Да, конечно.
— Кто с вами работает еще? Из наших, имею в виду.
Вера назвала двух женщин.
— Никто не должен знать о полученной задаче. Но от взрыва их надо всех под разными предлогами увести.
— С ними проще. Их после восьми вечера вообще не бывает. Как правило, я остаюсь одна. Постараюсь, конечно, отпроситься.
— Ну вот и хорошо. Прошу очень осторожно обращаться с минами. Следите внимательно за прибытием вашего «гостя» и в первую же ночь заминируйте спальню. Так, как мы с вами договорились.
Огнивцев и Вера остановились. Еще долго они советовались, куда и как лучше положить магнитные мины в спальне Власова, как лучше «окрутить» коменданта и своевременно уйти. Условились также, как и когда покинуть город после взрыва. Напоследок договорились о порядке и месте встречи с партизанами.
Власов прибыл в Могилев инспектировать дивизию и несколько развеяться после очередной накачки фюрера и начальника генерального штаба вермахта. Своими бесконечными требованиями усилить помощь рейху Гитлер его измотал. Он так устал! Голова его гудела, трещала от раздвоенных чувств. С одной стороны, он — командующий русской освободительной армией и вроде бы наделен огромной властью. А с другой — он никто, пешка в руках бесноватого игрока. С него требуют, на него чуть ли не кричат. Он видит воочию, что он вовсе никакой не командующий, и немцы с него просто выколачивают то, что им нужно. А нужно им одно — защищать рейх, охранять железные дороги и поддерживать «новый порядок» на захваченной ими территории, воевать против своих же, русских, а это ох как не просто…
Льстило ему лишь одно, что ему воздаются почести в частях РОА. Хотя и дутые, но все же… Он пользуется всеми привилегиями немецких генералов. Иногда его приглашают даже в высшее общество рейха…
В Могилев, как и в прошлый раз, он прибыл самолетом. В генеральном штабе предупредили, что партизаны и десантники вот-вот начнут рельсовую войну, и отсоветовали ехать поездом.
Прямо с аэродрома Власов на бронетранспортере в сопровождении немецких мотоциклистов поехал в особняк на Первомайскую улицу. Отдохнув в нем пару часов, он на этом же бронетранспортере выехал в один из полков, расположенный на южной окраине города. Его встречали натренированными криками «ура!», луговыми цветами. Но вид у него был мрачный. У него болела печень. Лицо покрылось желтизной. Из-под светлых очков на встречающих смотрели усталые, злые, неудовлетворенные всем и всеми давно остекленевшие глаза. На приветствия он отвечал с неохотой. Лишь изредка кивал головой и больше мечтал и о чем-то думал. О, многим его приближенным хотелось узнать, о чем он думает! Но это никому не удавалось. Временами ему казалось, что он настоящий полководец, но полков у него было слишком мало. Да и то, что было, состояло из разного сброда, не внушающего никакого доверия. Никто не знал, почему многие из военнопленных согласились служить в армии Власова. Не знал об этом и сам командующий. Как было установлено позже, большинство из них записались в РОА, чтобы вырваться из лагерей военнопленных и сохранить себе жизнь. А там видно будет… Конечно, среди них были и такие подонки, которые служили Гитлеру и Власову верой и правдой. Но их было очень мало, по крайней мере меньше, чем ему хотелось бы.