— Вы слышите, господин обер-штурмбанфюрер? Здесь, рядом с Могилевом, под носом секретного центра по подготовке танкистов для «тигров» и «пантер», преспокойно орудуют красные разведчики и сигнальщики. Вас это не волнует?
— Волнует, господин генерал. Нами будут приняты самые крутые меры.
Генерал, обходя военный городок, очень устал. Жара и мрачные впечатления от увиденного удручающе действовали на его настроение. Ему хотелось забыться от виденных им тяжелых последствий бомбового удара советской авиации. По пути к одному из уцелевших особняков, предназначенных для отдыха, он встретил работающий экскаватор. Могучая машина копала братскую могилу для неопознанных, обожженных и исковерканных до неузнаваемости трупов офицеров и солдат вермахта. Генерал поморщился и брезгливо приложил к носу надушенный французскими духами платок.
Нежданный «гость»
Несмотря на катастрофические последствия проигранной битвы на Волге, а также провал планов зимней кампании, гитлеровские политики и стратеги решили провести в 1943 году на советско-германском фронте большое летнее наступление. С его помощью они надеялись восстановить военный и политический престиж Германии, спасти от развала блок фашистских государств, захватив стратегическую инициативу.
Они считали, что самым удобным и выгодным участком фронта для нанесения удара по Красной Армии является выступ в районе Курска, получивший название Курской дуги. С севера над этим выступом нависали войска немецкой группы армий «Центр». С юга выступ охватывали войска группы армий «Юг». Противник рассчитывал срезать выступ под основание и разгромить оборонявшиеся там соединения Центрального и Воронежского фронтов. Уже в первой половине апреля план наступательной операции гитлеровцев был готов. Он получил условное название «Цитадель». Немецко-фашистское командование учитывало и то, что Курский выступ имел исключительно большое стратегическое значение для Красной Армии. Занимая его, она могла нанести сильные удары по тылам и флангам как орловской, так и белгородско-харьковской группировок вермахта.
Этот замысел немецкого генерального штаба в общих чертах был известен Верховному Главнокомандованию Советской Армии. Однако время начала самой операции оставалось неизвестным. Предстояло установить точные или хотя бы максимально приближенные сроки наступления фашистских войск. Разведывательная работа велась по многим каналам: войсковая, оперативная и стратегическая разведка, радиоперехваты, документы разгромленных штабов, показания захваченных пленных и т. д.
Трудно сказать в какой мере оказались полезными те данные, которые удалось раздобыть отряду Огнивцева. Хотя за ними и охотились каждодневно, попали они в руки десантников, можно сказать, совсем неожиданно. И помогла в этом одна из их вылазок на шоссе Могилев — Бобруйск.
Дело было так.
Командир 332-й пехотной дивизии генерал-майор Зейссер, находящийся со своими войсками западнее Белгорода, заподозрил неладное. Его адъютант капитан Фридрих Шильгверт что-то приуныл и ходил растерянным. Дела у него валились из рук. И это в славное время, когда надо только радоваться и ликовать: армия фюрера готовится к сокрушительному удару по русским! Генерал вызвал к себе Шильгверта.
— Садитесь, капитан, и рассказывайте, что случилось. Почему у вас упал боевой дух?
— Прошу не думать обо мне ничего плохого, господин генерал. Причина одна. Я три года не видел свою жену. Она молода, красива, а там в Берлине… бомбежки, тыловые кавалеры… Меня предостерегают от назойливых ухаживаний за женой…
— Вы хотите поехать к ней?
— Да, господин генерал. Я бы очень просил вас отпустить меня до начала событий.
— Так что же вы молчали?
— Не мог, господин генерал. Такое время! Армия готовится к броску, а я… Но вчера получил весьма неутешительное письмо от матери. Оно вынудило меня обратиться к вам.
— Да, капитан. Время действительно историческое. Фюрер готовит большевикам такую оплеуху, от которой уже никто из них не встанет из могилы. Но до того часа у нас есть еще время, и вы можете спокойно ехать. Кстати, свезете и мои личные письма берлинским друзьям. Еще — посылку семье. Посылать почтой не хочу. Эта глазастая цензура вырежет из них весь фронтовой колорит, всю откровенность.
— Рад буду доставить, господин генерал, куда прикажете.
— Оформляйте документы.
— Благодарю вас!
— Благодарить будете потом, когда вернетесь. В Берлин еще надо доехать. Дорога не безопасна. И в воздухе, и на земле.