«Дядюшка» дополнительно водрузил на стол чугунок вареной картошки в мундире, кувшин клюквенного квасу.
— Чем богаты, тем и рады. Прошу к столу, господа! Поснедайте с дорожки, повечеряйте.
— А мы не вечерять приехали. Разве не видишь полотенце на плечах?
— Примерно догадываюсь, но сомнение берет.
Полицаи уселись за стол. От них уже изрядно несло сивухой. Адам шмыгнул под занавеску к невесте. Так положено при сватовстве.
— Это какое же сомнение? Что за сомненье такое? — спросил рябой полицай, нетерпеливо вытаскивая из бутылки длинными зубами тряпичную пробку.
— Да как же… Такая честь оказана крестьянской семье! Батя ее пастух, неумытый пахарь, бульбовоз… И вдруг становится родственником защитника германского рейха! Так я говорю? Не ошибся?
— Хватай высче! — вскинул палец над плешивой головой осоловевший полицай с хохолком над заплешиной. — Аж члена партии самого Гитлера! Выпьем же за жениха, нами сопровождаемого!
Выпили за жениха. Потом за невесту. За полицаев, что б им лучше жилось. За новый порядок в Белоруссии…
Полицаи, размягченные самогоном и теплом, пьяно запели. Адаму это не понравилось, и он вытолкал их вон из хаты, сказав, чтобы они проветрились и ожидали его у старосты.
Десантники из-за дома внимательно следили за Адамом и полицейскими. По приказу Гниденко они решили не трогать полицаев — пусть себе допивают самогон у старосты, не до них сейчас.
За столом в избе остались трое: жених, невеста и «дядюшка». Адам, изрядно выпивший, убеждал «дядюшку»:
— Я прошу не беспокоиться, мы будем жить оченно хорошо. У нас все будет.
— Где вы собираетесь жить, господин Адам?
— Как это где? Здесь, в Белоруссии.
— А кто вам разрешит?
— О! Это решено. Фюрер будет давать каждому солдату и служащему администрации сорок семь десятин земли.
— А вы в это верите, Адам?
— А как же? Я должен верить. Я — член национал-социалистской партии.
— А известно ли вам, что Красная Армия уже вплотную подошла к Белоруссии?
— О! Это временно. Фюрер готовит реванш и за Сталинград, и за Курск.
— Ну а если не будет этого реванша? Что тогда?
— О! Европа большая. Мы найдем место в Бельгии, Франции, Польше, Югославии… Там, где фрау Марина пожелает. В конце концов, у моего отца хороший особняк…
— Ну а если и в Европе для вас не останется места? Для фашистов, значит?
— О! Вы очень злой дядя. Не надо так. Я могу обижаться… Давайте, как это… по-родственному.
— Да, да… поговорим по-родственному. Для регистрации брака с иностранцем, как вы знаете, требуется разрешение соответствующего правительства. В данном случае Советского.
Светлые брови Адама взметнулись на лоб:
— Какого еще советского? Мы здесь хозяева. Мой фюрер!
— Ваш фюрер преступник. А вы, Адам Фердерер, оккупант. Сидите спокойно! Без шума! Именем Советской власти вы задержаны. Сватовство отменяется. Речь пойдет о другом, более серьезном деле.
— Кто вы? — простонал немец, валясь спиной к простенку.
— Капитан Красной Армии.
— Как вы здесь оказались?
— Мы всегда здесь. Мы на своей земле. В отличие от вас. Вы зачем сюда пришли? Убивать, грабить, увозить в Германию наших девушек?
— Я никого не убивал, не ограблял… Я только нес службу на станции. У меня хорошая репутация…
— Если бы было по-другому, вы были бы давно убиты, — жестко сказал «дядюшка». — Вы — наш враг. А у врагов одна репутация. Но разговор сейчас не об этом. Вы должны помочь нам.
— Я сделать этого не могу, — обливаясь холодным потом, промямлил Адам. — Я национал-социалист.
— Можете! Вы можете жить и без сумасшедшего Гитлера, как жили ваши предки. Если, конечно, захотите этого.
Адам закрыл глаза. Все кончено. Смерть. Он попал в западню. И зачем он приехал сюда, в эту паршивую деревушку? И вообще… Зачем ему Россия? Чтобы вот так умереть, сидя за столом перед русским офицером, который хлещет наотмашь жестокими словами? Зачем же я, чистокровный ариец, полюбил простую славянку? Постой, Адам! Это же большое человеческое чувство… А может, в словах офицера тоже есть истина? Гитлер звал к завоеванию жизненного пространства. Но разве у нас его не было? У отца тридцать гектаров земли. А у Геринга, Лееба их тысячи! Может, можно было обойтись своим и не лезть в Россию? Об этом ему не раз говорила и Марина, но он отшучивался, наперед уверенный в своей правоте и в том, что она, будущая его жена, в конце концов поймет его и согласится с ним. Видать, и вправду чужим добром богат не будешь… А тут еще Сталинград, Курск…