...РЫЖЕГО парня, похожего на того, из «Иванушек», с длинными волосами. Он недоумевающе взглянул на меня, потом на продавщицу. «Вот, он утверждает, что вчера купил у тебя диск...»
«Но то был другой, другой парень!..» - едва не завопил я. Покупатели дружно повернули к нам головы, почуяв скандал. - «Худой, коротко стриженый... черноволосый!» Я начал задыхаться.
«Мужчина, не морочьте голову», - басом сказал тот, кого назвали Андрюшей. - «У нас всего ДВА продавца: я и Оля, и мы меняемся ежедневно - сегодня она, завтра я. Если вы купили в другом магазине, идите туда...» Милашка Оля укоризненно и вместе с тем строго смотрела на меня.
Больше я их не слушал. Забрав диск, я медленно, точно в трансе, вышел из магазина, повернул за угол и, пройдя метров сорок, остановился. В глазах моих плыло, я ничего не понимал. «Я схожу с ума», - прошептал я, но это были только слова. Я находился в трезвом уме и памяти. Должно быть какое-то объяснение. Должно...
Справа от меня заиграла скрипка. Красивая печальная мелодия заструилась в воздухе, заставив мое сердце вздрогнуть. Это была «Ночь», музыка Димитрова. Я повернулся, чтобы посмотреть. Играл молодой парнишка, еще мальчик, с худым настроженным лицом. У его ног лежал небольшой раскрытый чемоданчик для пожертвований. Он взглянул на меня и поспешно отвернулся. Кажется, насколько я понимаю в лицах, он был напуган не меньше меня...
Тут я случайно посмотрел на небо... и замер. Погода изменилась. Потемнело, усилился ветер. Серая пелена облаков затянула горизонт. Местами серых, местами темных, грозовых; они клубились, словно густой сернистый дым, словно вулканический гейзер, насыщенный испарениями. Но главное было не это. Круглая черная тень накрывала солнце, оставив только узенький серповидный отросток, что еще силился донести свет. Темная корона сияла по краям. Что это, солнечное затмение?.. Но почему же мне ничего неизвестно об этом из газет, телевидения? И почему люди кругом столь безмятежны?..
Я остановил прохожего - усатого большегубого мужчину с небольшим выпирающим брюшком. «Скажите, что это?..» - спросил его я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, указывая пальцем на почерневшее небо. - «Сегодня разве затмение?»
Мужчина проследил за моим пальцем, хмыкнул, потом странно посмотрел на меня. Пожал плечами. И пошел дальше, не сказав ни слова.
И тогда страшная догадка озарила меня: господи, неужели... НЕУЖЕЛИ ОНИ НЕ ВИДЯТ?..
Люди, стоящие на остановке, и беседующие друг с другом. Шагающие мимо со спокойными лицами, не омраченными тревогой. ЛЮДИ...
- Увы, мой друг, - раздался за спиной голос и, обернувшись, я увидел своего «незнакомца». Тот же темно-серый плащ развевался на нем под порывами ветра, а коричневый шарф трепетал, словно оживший змей. Только теперь он выглядел немного моложе... и сильнее. Сухое вытянутое лицо его казалось безучастным, губы почти не шевелились. Орлиный крючковатый нос походил на клюв. Теперь он походил на большую хищную птицу, даже тонкие пальцы, затянутые в черную ткань перчаток, кривились, словно длинные когти. Шляпа торчала на голове неподвижно, как приклеенная. Темные глаза под ее краями казались бездонными.
(«А вчера они были светло-голубыми», - похолодев, вдруг вспомнил я, - «Вчера...»)
- Увы, - продолжил он, а мелодия скрипки зазвучала громче и надрывнее. - Они слишком многого не видят, не знают, не слышат. Они не способны даже почувствовать. Музыка дя них - лишь набор звуков из семи ничтожных нот, и за ними ничего нет. Как и за краем их бренности. Настоящая музыка, что живет независимо от ее создателя, отторгнута ими... а ведь нет ничего прекраснее ТАКОЙ музыки, не правда ли?..
- Вы... Станислав?.. - одними губами спросил я.
Он усмехнулся, как мне показалось, с горечью.
- Иди сюда, - позвал он парнишку со скрипкой. Тот послушно подошел, дрожа всем телом, но продолжая играть. Его ресницы трепетали часто-часто, словно крылья бабочки. - Не я. А он. - его когтистая рука легла на хрупкое плечо мальчишки, и он согнулся под непосильной тяжестью. - И ты... У всего сущего две половинки. Добро и зло. Мужчина и женщина. День и Ночь. Моя «Ночь»... Музыка останется вечной!