— У нас! — даже задохнулся от восторга Вася. — У нас выйдешь в степь — боже ты мой! И петь хочется, и плакать, и жить, и любить… А тут…
— А тут? — засмеялась Ирина.
— Тут?.. Тут только выпить хочется от скуки.
— Нам торопиться надо, Вася! — напомнила Галя.
— Да, да. Поехали.
Они садятся в машину. Вася за рулем, рядом Галя. Они едут вдоль Одера… Тепло. Весна…
Вася чуть слышно мурлычет песенку. Галино плечо совсем близко к его плечу. Им хорошо сейчас обоим.
Ирина смотрит на них с нежной грустью.
— Скажите, — вдруг говорит она. — А как любят в России?
Вася удивленно обернулся к ней и вдруг покраснел.
Смутилась Галя.
Отодвинулась от Васи.
— Нет, не надо рассказывать! — улыбнулась Ирина. — Я вижу.
…Плацдарм на Одере.
Блиндаж командира полка.
Дорошенко обнимает Васю.
— Ты жив, чертушка, жив, жив! — радостно повторяет он и трясет капитана за плечи.
— Жив, подполковник. Разве меня шальною пулею смахнешь с земли? А у нас все живы?
— Все не все, а живем… Воюем!.. Нет, до чего ж я рад тебя видеть, капитан. Вот и не думал, что так обрадуюсь…
— Дай и мне тебя обнять, Вася, — говорит, выступая из темноты, Автономов. — А я чуть было о тебе некролог не написал.
Они обнимаются.
— Жаль не написал, я бы прочел, что ты обо мне в самом деле думаешь, — смеется Вася.
— А я всегда что думаю, то и пишу. Даже о живых.
— Ох, страшный ты человек, Федор Петрович! Который уж вещевой мешок пошел с рукописями-то, а? И все ведь о нас с Дорошенко… Даже страшно! — И Вася обернулся к своим спутницам. — Это — Ирина, — представил он девушку из Жолибужа. — Пан поручик Ирина.
Ирина сдержанно козыряет Дорошенко.
— Здравствуйте, Ирина. Я не узнал вас, — обрадовался Автономов.
— Постарела? — усмехнулась она. — Здравствуйте.
— Вы в польской армии?
— Да… Мы соседи.
— Польский корпус правее нас, — сказал Дорошенко. — Рядом драться будем.
— Да, рядом… — вздохнула Ирина. — Ну, ничего! После Берлина я надеюсь быть не только соседкой…
— А это Галя… — сказал Селиванов.
Галя выступила из темноты.
— Это Галя! — значительно повторил Вася.
Галя внимательно посмотрела на Дорошенко.
— Очень рад вам, Галя! — сказал подполковник и протянул ей руку.
— И я тоже… — пробормотала она.
Непонятное молчание вдруг наступило в блиндаже.
— Ну что ж! — сказал Вася решительно. — Мы солдаты. Лучше сразу! — И посмотрел прямо в глаза Дорошенко.
Автономов тревожно заворочался.
— Я слушаю… — тихо ответил побледневший подполковник.
— Галя была… подругою вашей Гали, Игнат Андреич!
— Была? — тихо переспросил Дорошенко. (Пауза).
— Д-да… Была… — ответил Вася и опустил голову. (Долгая пауза.)
— Так, — сказал, наконец, Дорошенко. — Ничего… Мы солдаты. Говори, Галя.
…Уже совсем темно в блиндаже. Чуть мерцает огонек «летучей мыши».
Галя заканчивает рассказ.
— Непокорная была ваша Галя. Ох, какая смелая и хорошая! И они… замучили ее. Замучили… Нам даже похоронить не дали. Увезли ночью.
Молча слушает Дорошенко.
Потом так же молча встает и уходит.
…Он стоит у блиндажа под дубом.
Смотрит на запад.
Там, за Одером, — туман, ночь, враги…
Оставшиеся в блиндаже сидят молча.
— А он так надеялся! — произнес Селиванов. — С тем и шел в Германию, чтоб Галю найти.
— Не за тем шел! — отвечает Автономов. — Нет, не за тем! — Он вдруг встал, взволнованно прошел из угла в угол, остановился. — Эх, нет у меня слов, нет у меня слов таких, чтоб рассказать нашим людям… о них же… О том, какие они. Какие они красивые и благородные люди!
…Стоит Дорошенко под дубом, смотрит за Одер.
Тихо плещется река.
Ночь. Неслышно подошла Ирина.
Стала рядом.
Тоже смотрит за Одер.
…И сразу — загрохотали пушки.
Ночь.
Ракеты.
Наступление.
В блиндаже у телефона подтянутый, строгий Дорошенко.
— Да, — говорит он в трубку. — Готов. Есть. Спасибо. Да. — Вдруг он поежился, втянул плечи, голос стал глуше. — Да, так точно. Да. Получил печальную весть. Да. Дочь… Да. Галей звали. Да… семнадцать… (Пауза.) Спасибо за сочувствие, товарищ генерал. Нет, ничего… Спасибо… У меня сердце каменное, товарищ генерал… насколько может быть каменным сердце человека… (Пауза.) Спасибо. Есть. Слушаю.
Он кладет трубку аппарата. Смотрит перед собой.
Гремят за кадром пушки.
Дорошенко беззвучно шепчет:
— Иду к тебе, Галя. Иду к твоей безымянной могилке, дочка!..