Старик трясет руку Автономова и плачет.
— Когда-то… — говорит он сквозь слезы, — я хорошо говорил по-русски. Я жил и учился в Москве… И я мечтал — о да! — о свободной Германии… Простите, я плачу… Но там, — он показывает на тюрьму, — там, в Моабите, я ни разу не плакал.
— Куда же вы идете теперь? — спрашивает Дорошенко.
— Куда? — старик оглянулся вокруг. Развалины окружали их, кирпичная пыль и дым. Но таким просторным казался вчерашнему узнику мир, что он широко распахнул руки, не в силах обнять его. — Мы пойдем… в Германию, — сказал он. — В нашу Германию. Ах, товарищ! Это вы спасли Германию от Гитлера для нас, для немцев. Спасибо!..
Он трясет руки Дорошенко и Автономова; его товарищи делают то же.
…И вот они уже идут на Моабитштрассе.
И Автономов тихо говорит им вслед:
— Счастливого пути, товарищи!
…И снова гремит музыка боя.
Развалины. КП Васи Селиванова.
Телефон в расщелине стены.
Вася лежит на земле. На кирпичах перед ним расстелена карта.
Рядом сидит Галя.
— Нет, ты гляди, гляди, Галя! — возбужденно говорит Вася, тыча пальцем в карту. — Вот мы. А вот, рукой подать, Шпрее. Мост «Мольтке-старший». А за мостом уж, — сказать и дух захватывает! — рейхстаг. А? И вдруг не мы… а? — И он с силою хлопает ладонью по карте. — Как же не мы?
— Не горячись, Вася, — шепчет Галя. — Очень я тебя прошу — не горячись!
— Как же не горячиться? Ведь это мой, мой рейхстаг, я к нему грудью пробился. Нет, кабы я был генералом, я б позвал к себе… меня и сказал бы… мне: «Комбат Василий Селиванов! Ты геройски прошел от Дона до Берлина. Хотел было я тебя окраиной пустить, но ты хоть и не гвардеец, а геройский командир и сам прорвался в центр. Поэтому бери-ка ты, брат, рейхстаг!» И я бы взял.
— Ты не горячись, Вася. Ты береги себя. Ну, хоть ради меня.
Она с любовной нежностью смотрит на него.
У него воспалены от бессонницы глаза. Он похудел. Волосы его выгорели. Лицо в пыли.
— Побереги себя, Вася! — тихо шепчет она и вдруг отворачивается от него и, не глядя, застенчиво и чуть слышно шепчет: — Я люблю тебя, Вася!
— Любишь? — удивился и обрадовался он. Схватил ее руки. — Сказала-таки, наконец! — Он нежно смотрит на нее и тихо выпускает ее руки из своих. — А сказала… не вовремя. Эх, Галя! Не вовремя сказала. Вот теперь я буду свою жизнь жалеть… мечтать о счастье… а это нельзя сейчас. Нельзя. Не надо.
— А я ведь не труса люблю. Я люблю героя, Вася. — Она тихо берет его руку: — Ты не жалей ни себя, ни меня, ни жизни… Ты только… береги себя от напрасной смерти. А если надо… Ну что ж. Я ведь люблю тебя. Навеки.
Кирпичная пыль с развалин летит на них.
…Сигнал.
Атака.
Ночь.
Прямо на зрителя бегут бойцы.
Луна на штыках.
Хрипло кричит передний:
— Шпрее, ребята!
И вбегает на мост.
…Мост «Мольтке-старший».
Трамвайная линия через мост.
Две баррикады.
Надолбы из рельсов.
Труп немца на железных перилах.
Мы видим, как ползут по мосту саперы.
Подрывают надолбу.
Взрыв. Камни и рельсы летят в воздух.
Мы видим этот мост на карте у Дорошенко.
У Дорошенко еще перевязана голова. Он сидит на табурете у телефона. Тычет карандашом в карту — мост «Мольтке-старший». Шепчет:
— Взять этот проклятый мост, взять!
Пробегают по мосту солдаты.
Бой на мосту.
Огонь со всех сторон.
Увязшая на мосту пушка.
Мелькают лица Слюсарева, Пети, Савченко…
Вот кто-то из них, высоко подняв винтовку над головою, вскарабкался на берег уже за мостом.
Стоит, широко расставив ноги.
Дорошенко отмечает на карте: мост взят. И впивается глазами в следующее препятствие: белый дом на берегу Шпрее.
…Яростный бой за белый дом.
Бой гранат, фаустпатронов, штыков и ножей.
Немецкая самоходка бьет по нашим из двора дома.
Она бьет метко и зло, словно выплевывает жертвы.
Какой-то белокурый солдат подбирается к ней ползком.
И, лежа, с размаху бросает связку гранат.
Горит самоходка.
Припадает к земле мертвый белокурый солдат. Мы не знаем его имени.
…Вслед за Дорошенко по мосту «Мольтке-старший» бежит телефонист с аппаратом.
Вьется тонкая жилка проволоки за ними…
Они пробежали мост. Упали наземь берега.
— Связь! — яростно кричит Дорошенко.
Когда он сердится, на повязке проступает кровь.
Телефонист лежит рядом с ним.
Проворно подает трубку.
— Белый дом взяли, товарищ генерал! — кричит Дорошенко в трубку. — Атакуем красный дом — канцелярию Гиммлера.