И все, кто был в подвале, поспешно сделали эти два шага.
— Все хотят? — удивился Вася. — Ну, черти…
— Дай мне, капитан, — сказал Слюсарев. — Я с тем от самого Днепра иду.
— Мне доверь! — просит светлоусый. — Я сталинградский.
— Мне поручи! Мне! Мне! — раздаются голоса.
— Да что вы, ребята? — засмеялся Вася. — Да ведь это же, это… чертовский риск. — Он испытующе смотрит на всех. — Вы что ж… жить не хотите?
— Жить хотим! — ответил Слюсарев за всех. — Как не хотеть!.. А победить хочется еще больше.
Вася растерянно смотрит на своих солдат. Все они ждут его решения.
Огромные, умоляющие глаза Пети… В них столько мольбы, что и Вася дрогнул.
— Ты водрузишь знамя, Петя! — сказал он. — Ты моложе, ловчее, проворнее… И сирота?
— Сирота, товарищ капитан, круглый сирота.
— Бери знамя, Петя. Водружай! — И Вася вдруг рванулся к нему и крепко расцеловал мальчика.
На Петю смотрят все. Он краснеет, берет знамя и тихонько целует его шелковый край.
Вася смотрит на часы: — «Через девятнадцать минут — штурм!» — и отходит к окну.
Солдаты расходятся по углам.
— Ну, ничего! — проворчал Слюсарев. — Авось и мы не глупые! — И он подмигнул Автономову.
— А что? — заинтересовался тот.
— Тсс! — тихо прошептал Слюсарев. — Гляди! — он показал ему что-то засунутое за пазуху.
Это был маленький красный флажок. Без номера. Без имени.
— Все припасли! — усмехнулся Слюсарев. — А там, — он кивнул головой на окно, — там видно будет, чей флаг до купола дойдет.
…Заря подымается над Кеннигсплацем.
Она кровавая.
Вася и Галя стоят у окна.
— Сейчас пойдем, — говорит Вася. — Эх, хочу я тебя поцеловать, Галя! Так хочу. А не буду. Там, — он показывает на рейхстаг, — там поцелуемся.
— Ты береги себя, Вася.
— Нет! — покачал он головой. — Не буду беречь. Сейчас не буду. Сейчас, гляди, — он показал на солдат, — сейчас никто себя не бережет!
Он вдруг с силой обнимает ее за плечи.
— Эх, Галя! Как мы славно жить с тобой будем! Так хорошо жить будем! Так хорошо! — Он обернулся к бойцам и махнул рукой: — Давай, ребята!
Вскочили на ноги бойцы.
Первая группа подошла к окну. Среди них Петя со знаменем.
На секунду оглянулись они на товарищей. Молча посмотрели. Молча, взглядом, попрощались. Кто-то приветственно и прощально рукой махнул…
…И выпрыгнули из окна на площадь.
И словно ждали этого жерла батарей, минометов, орудий…
Загрохотало небо. Застонала площадь под снарядами.
Посыпалась штукатурка в подвале.
— Давай! — крикнул Вася, и вторая группа солдат бросилась к окну.
Как парашютисты перед прыжком, замерли они у окна на секунду, перевели дух и — прыгнули.
И новая партия, ставшая на их место у окна, тревожно смотрела вслед.
— Убит? Нет, подняли, бежит. А этот упал. Готов, бедняга.
— Давай! — крикнул Вася, и люди без колебания бросились из окна.
Гремит музыка боя.
Самая яростная за всю войну.
— Хорошо жить будем, Галя! — крикнул Вася и с остатками батальона прыгнул через окно.
Теперь к окну подбегают Галя и Автономов. Они смотрят в окно, и им видна вся площадь и бой на ней.
— Никто, — говорит Автономов, — никто в мире не сможет понять наших людей. Так любить жизнь, как наши любят ее, и так легко, весело, без сожаления и вздоха идти на смерть только русские могут!
— Я за Васю боюсь… — прошептала Галя.
— Идти добровольно на смерть, зная, что это последний бой и завтра победа, и жизнь, и награда… Нет, это только советские люди могут!
— Как я боюсь за Васю.
— А я? — не слушая ее, размышляет корреспондент. — Почему я не могу вместе с ними? Почему я, как проклятый Пимен, всегда только соглядатай и никогда участник?
— Вы обязаны написать о них…
— И я напишу. Теперь уж я знаю, что напишу. Но сейчас… к черту! Кому нужны мои писания, когда там…
— Смотрите! — вдруг закричала Галя. — Петя, Петя упал!
Им видна через окно площадь. Видно, как бегут и ползут по площади через рвы и канавы бойцы. Видно, как над упавшим со знаменем Петей склонился солдат, взял из коченеющих рук знамя и побежал дальше.
— Его Петей звали, — пробормотал Автономов. — Не забыть, ничего не забыть!
— Ну, — говорит Галя. — Теперь и мне пора. — Она смотрит на корреспондента, торопливо шепчет: — Если что случится… скажите Васе: его одного… на всю жизнь… — Она вдруг порывисто целует Автономова и прыгает через окно.
— Я скажу, Галя! — кричит он вслед. И уже себе: — И поцелуй передам. Он ведь не мне. Ему. А я? Я только поверенный чужих дел, чужих страстей, свидетель чужих подвигов. Но я напишу о вас, друзья, вы не сомневайтесь!..