— Ваш город давно… э… под властью… э… фюрера? — послышался вдруг голос из кювета, и оттуда приподнялся пожилой человек в пенсне.
— Наш? — переспросил Тарас. — Четыре месяца.
— А-а! — загадочно усмехнулся человек в пенсне. — А мы уже ровно год…
Тарас понял и опустился рядом со своей тачкой. Человек в пенсне и парикмахер сочувственно смотрели на него.
— А вы куда идете? — спросил он глухо.
— К Дону, — ответил парикмахер. — Там еще должен быть рай…
— Рай! Э… — усмехнулся человек в пенсне. — Мне достаточно и полного амбара.
— Рай! — закричал яростно Петушков. — Мне для моего продукта обязательно нужен рай! На меньшем не помирюсь.
Тарасу было все равно, куда идти — к Днепру ли, к Дону. Он вытащил тачку на дорогу и, подумав немного, зашагал на восток. Теперь солнце было у него на затылке. Впереди маячила верткая спина парикмахера, сзади тяжело дышал, сопел и кашлял человек в пенсне, которого звали Петром Петровичем.
Вечер застал их в поле за Донцом.
— Здесь ночевать будем? — спросил парикмахер.
— Надо бы в село… — нерешительно сказал Тарас.
— В село? Э, нет. Туда нашему брату… э… бродяге, на ночь хода нет… Запрет.
— Чей?
— Чей же? Их!
— Партизан боятся… — шепотом произнес парикмахер и тихо засмеялся.
На поле уже кое-где дымились костры тачечников, и, завидев их мирный дымок, с дороги стали сворачивать люди. Выбирали себе место на поле, ставили тачку и валились подле нее без сил.
Поле давно было вытоптано. В то жестокое лето через него не раз перекатывались армии и народы. Повсюду были видны следы боев и следы кочевий: сожженная трава, расщепленные деревья, окопы, воронки, пепел, черные остатки костров…
Прокатились через это поле беженцы и рассеялись по лицу земли. Только трупы павших лошадей у дороги остались да следы повозок, глубокие и горькие, как морщины.
Прошли по этому полю армии, истоптали его, борясь, похоронили покойников, подобрали раненых и прошли дальше, поля этого не запомнив. Только раненые помнят: их кровь на этой черной траве…
И вот раскинулся здесь теперь диковинный лагерь тачечников. Баба, сняв с себя ситцевую кофточку, стирает ее в воронке. Вода ржавая. Говорят, от глинистой почвы. А может, и от крови? Дети спят в окопах. На остатках старых костров раздуваются новые. И уже ползет к небу горький сиротский дым… Догорает закат невиданный, багрово-черный, словно впитал всю кровь и все горе земли, пламя ее битв и дым ее костров. А с дороги приходят все новые и новые толпы людей с тачками. Уже тесно на поле. Уже спят люди в кюветах. Жмутся один к другому. Из Харькова, из Полтавы, из Донбасса, из Запорожья Артемовны с мешком соли на тачке, кременчугцы с краденым на фабрике табаком, рубежане с банками краски. Словно все города Украины сбились на этом поле. Словно весь народ пошел кочевать за тачкой, искать хлеба. Хлеба!
«Украина ты моя! Украина! — горько покачал головой Тарас. — Бедолаги мы с тобой!»
Меж тем парикмахер раздул костер и теперь, любуясь, глядел, как кучерявится и завивается пламя, словно то была лучшая прическа его работы.
Со всех сторон к огню потянулись руки. Человек в клетчатом пальто и мягкой шляпе, сидевший в стороне, тоже невольно потянулся к огню, но не подвинулся, не подошел.
— А вы, гражданин, откуда идете? — любезно крикнул ему общительный парикмахер, как бы приглашая к огню и к беседе.
— Простите… гм… — глухо отозвался человек в мягкой шляпе. — Я на улице… гм… не разговариваю, — и уткнул лицо в воротник пальто.
— Интеллигент, — обиженно сказал Тарасу Петушков. — Интеллигент с высшим образованием! А коли ты интеллигент, — крикнул он яростно, — так сиди дома, нечего на дорогу выходить.
— Простите… гм… — произнес человек в шляпе, — я вижу, вы не поняли… Я — певец… Гм… Я должен горло беречь… Здесь сыро…
Петушков расхохотался:
— Ну, голос надо было дома беречь!
— Мне выбирать не приходится, — кротко возразил актер.
— Да, выбирать не приходится, — вздохнул Петр Петрович. — Если б мне два года назад приснился сон, что я, пожилой человек, бухгалтер Востриков, стану… э… бродягой, — я подумал бы: экой дурной сон! А вот… э… сбылся. Да вы подсаживайтесь, подсаживайтесь! — крикнул он актеру. — Огонь бесплатно!
— Благодарствуйте, — ответил тот, приподнимая шляпу, и пересел ближе к огню.
— Что ж это вы так? — усмехаясь, спросил Тарас. — Говорят, немцы артистов любят.
— Какая компания! — восхищенно воскликнул парикмахер. — Какое общество собралось у нашего огонька! А, Петр Петрович? И в хорошее время не каждый день соберешь такое общество.