Не дремал со своим кружком художественной самодеятельности и младший сержант Хамармер. После митинга на 90-й береговой батарее, на котором артиллеристы поклялись умереть, но не сдавать остров фашистам, он собрал своих помощников и предложил сочинить, а затем и разыграть в лицах ответ осмуссаарцев на ультиматум генерал-адмирала Карлса. А в качестве примера предложил письмо гангутцев барону Маннергейму.
— Зачем нам копировать братишек с Ханко? — не согласился краснофлотец Барсук. — Свое послание гитлеровскому генералу мы выдадим в стихах.
— А кто сочинит стихи?
— Я вот уже начал, — застеснялся Барсук. — Если сообща помозгуем, ввернем доходчивые матросские словечки — получится, думаю…
Вечером стихотворный ответ осмуссаарцев генерал-адмиралу Карлсу, из которого, к неудовольствию доморощенного гарнизонного поэта краснофлотца Барсука, убрали все крепкие флотские выражения, был готов и отрепетирован для показа в подразделениях. Текст гласил:
— Завтра сразу после боя соберемся здесь же и пойдем с представлением по точкам, — сказал Хамармер. — А сейчас текст ответа разошлем по подразделениям…
День 5 ноября выдался холодный и хмурый. С материка дул пронизывающий ветер, вздымая на море каскады тяжелых седогривых волн. Небо сплошь покрылось взбитыми добела пушистыми облаками, и только далеко на севере, над полуостровом Ханко, просматривалась крапинками-озерцами заоблачная голубизна.
Время тянулось медленно. Каждый с тревогой посматривал то на черную полосу мыса Пыысаспеа, где затаились вражеские полевые батареи, то на крошечную рощицу у рыбацкой деревни, над которой ровно в полдень должен взвиться красный флаг — ответ осмуссаарцев на ультиматум командующего военно-морской группой «Норд». 314-я и 90-я береговые и 509-я зенитная батареи давно готовы к бою, занял свое место и противодесантный батальон.
Старший политрук Усков направился в рыбацкую деревню. Хотелось еще раз проверить, как обстоят дела с подготовкой подъема флага у группы старшего краснофлотца Куприянова.
— Не беспокойтесь, товарищ старший политрук, — заверил военкома батареи Куприянов. — Задержек не будет, поднимем флаг точно по приказу.
— У кого есть часы? — поинтересовался Усков.
— Да ни у кого…
— Возьмите мои, — передал Усков свои ручные часы Куприянову. — Ровно в двенадцать флаг осмуссаарцев до места!
— Есть флаг осмуссаарцев до места!
За полчаса до установленного срока Командиры батарей и рот противодесантного батальона доложили о полной готовности к бою. Гарнизон занял свои места строго по боевому расписанию. Сам командир дивизиона и начальник штаба поднялись на верхнюю площадку маяка, откуда в стереотрубу отчетливо просматривался притихший вражеский берег. Военком дивизиона остался на первой башне у лейтенанта Митрофанова, чтобы лично присутствовать при подъеме флага.
Ровно в 12 часов дня над рощицей взметнулось алое полотнище и затрепетало на ветру. Быстро побежали секунды, минуты, Вержбицкий приник к окулярам стереотрубы и впился глазами в мыс Пыысаспеа. Почему молчат немецкие батареи? Неужели не видят поднятого на острове красного флага? Или из-за пасмурной погоды не различают цвет?
— Давай-ка, Гавриил Григорьевич, команду на «удар»! — распорядился Вержбицкий. — Пошлем подтверждение, так сказать…
Плановая таблица огня «удар» была заранее рассчитана начальником штаба дивизиона. Она предусматривала десятиминутный обстрел артиллерией Осмуссаара огневых позиций немецких батарей и мест возможного сосредоточения вражеского десанта. Кудрявцев связался по прямому телефону с командирами 314-й и 90-й береговых батарей и передал им приказ комдива.
Залпы дальнобойных орудий разорвали гнетущую тишину. В течение десяти минут они вспарывали ее, посылая многопудовые снаряды на давно пристрелянные огневые позиции немецких батарей. У каждого осмуссаарца невольно вырывался из груди вздох облегчения, они знали теперь, что если поднятый красный флаг являлся ответом на ультиматум фашистского генерал-адмирала, то шквал огня береговых батарей служил подписью под ним.
Снова тишина нависла над Осмуссааром, еще более напряженная и гнетущая. Немецкие батареи с материка не отвечали, самолеты в воздухе не просматривались, и судов в море с десантом не было.
— Рехнулся, что ли, генерал-адмирал?! — не выдержал Вержбицкий. — Ведь русским флотским языком мы ясно ответили на ультиматум!
Кудрявцев добродушно рассмеялся, понимая возбужденное состояние комдива.
— Шок, как говорят медики, у Карлса, не иначе. Не верит своим глазам. Или придумывает наказание за дерзкое непослушание.
И словно в подтверждение слов начальника штаба дивизиона наблюдатели заметили в стереотрубу проблески вспышек над темной полосой береговой черты материка: немецкие полевые батареи наконец открыли огонь по Осмуссаару. Стрельба с каждой минутой усиливалась, снаряды рвались в основном в рыбацкой деревне, видно было, что немецкие артиллеристы хотели во что бы то ни стало сбить с дерева красный флаг.
Обстрел острова, небывалый по силе, продолжался до самой темноты. Тысячи снарядов сметали все вокруг, но никак не могли разнести могучий вяз с прикрепленным к его вершине десятиметровым флагштоком. Алый стяг, на радость осмуссаарцев, продолжал гордо развеваться на ветру.