— Что вы! — скромно возразила Китти, вопросительно посмотрев на Пола и с облегчением заметив легкое одобрительное пожатие его плеч. Значит, пока все идет хорошо.
— Мы присоединимся к вам через несколько минут. И пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Не стесняйтесь, здесь всегда рады гостям.
Китти проводила взглядом Пола с Луизой и глубоко вздохнула. Я ничем не выдала себя, подумала Китти. И наконец-то увидела Луизу Гудман, грациозную и обаятельную женщину.
Она с интересом рассматривала богатое убранство дома. Все стены в холле были увешаны фамильными портретами в широких золоченных рамках. Молчаливые, серьезные, величественные лица окружали Китти со всех сторон. Но одно полотно среди них сразу привлекло ее внимание. Она мгновенно узнала их: мать и дочь, добрые ангелы старинного семейства. Картина настолько потрясла Китти, что она долго смотрела на нее, не отрываясь, и не заметила, как Луиза неслышно подошла сзади.
— Вы тоже от нее не можете глаз оторвать? — мягко рассмеявшись, спросила хозяйка дома. — Иногда нас в шутку называли тицианскими красавицами. Я с тех пор, правда, сильно изменилась. Никому не дано победить время. — Она протянула руку и осторожно дотронулась до медных прядей, раскиданных по плечам девушки. — У вас замечательные волосы. Нечасто встретишь такой необыкновенный цвет, не правда ли? Поэтому я и собиралась показать вам этот портрет. Но вы опередили меня.
Китти почувствовала необходимость что-то сказать в ответ, но ей ничего не приходило в голову. Поэтому она просто мило улыбнулась и снова посмотрела на двух прелестных женщин. Что бы там ни говорила Луиза, она все еще была поразительно привлекательна.
— Ваша мама тоже была рыжей? — нарушила Луиза воцарившееся молчание.
Эта невинная фраза мгновенно вернула Китти на землю.
— Нет. Она темная, как и мой отец. Мы думаем, кто-то из наших забытых предков был рыжеволосым. — Китти поспешно взглянула на Луизу, ожидая ее реакции. Они чуть было не затронули тему, запрещенную для обсуждения.
Миссис Гудман горестно вздохнула.
— У моей доченьки Кэролайн тоже были бы такие прекрасные волосы, и именно такой оттенок, — медленно проговорила она. Ее слова оглушили Китти. Сердце бешено забилось, и она с трудом проглотила подступивший ком в горле. А Луиза, погруженная в воспоминания, продолжала, не замечая волнения собеседницы. — Мы с мужем все собирались заказать наш с ней портрет. Только все ждали, когда девочка подрастет.
Луиза посмотрела на побледневшее лицо Китти, и в ее глазах промелькнули сочувствие и сожаление.
— Вы, кажется, знаете эту трагическую историю. Я поставила вас в неловкое положение? Вы не ожидали, что я смогу заговорить о моей бедной девочке? Но я любила ее. Я не могу забыть свою маленькую дочурку, как будто бы ее никогда не существовало. А потом, я не верю, что ее нет в живых. Матери всегда чувствуют, что происходит с их детьми.
Ошеломленная признанием, Китти наконец решилась задать единственный и самый главный вопрос, который мучил ее последнее время. Она крепко сцепила руки у себя за спиной, уставилась на картину и, с трудом выдавив из себя, спросила:
— Простите, но… если бы вы встретились с ней сейчас… Вы бы узнали ее?
— Мне бы очень хотелось, чтобы так и случилось. Но разве можно быть до конца уверенной?
В голосе Луизы послышались нотки печали, тревоги и безотчетной надежды все-таки увидеть пропавшую девочку. Ее неуверенный ответ разочаровал Китти. Нет, убеждала она себя, безусловно, я не Кэролайн. Если бы Луиза почувствовала во мне близкого человека, она непременно сказала бы об этом. Китти не сомневалась в честности Луизы, но вместо того, чтобы обрадоваться и немного успокоиться, вдруг потеряла всякую способность думать, решать и действовать. Она слишком устала от расследований, расспросов и в глубине души надеялась, что Луиза покончит с этой мукой.
Собравшись с духом, Китти смело повернулась к своей собеседнице.
— Даже трудно представить, как вы это пережили, — ее голос казался неестественным и хриплым, но, к счастью, Луиза ничего не заметила.
— Сначала мне казалось, что я не выдержу. — Женщина тяжело вздохнула. — Хуже всего было то, что мы ничего не узнали о судьбе малютки. Неведение — это всегда самое страшное. Если кто-то умирает, близкие скорбят и горюют, но у нас не было права даже на это. Знаете, мне очень помогла моя собственная философия. Кто-то написал, что лучше находиться в пути, полном надежд и будущих планов, чем достичь цели. Все эти годы я жила по этому принципу, что позволило мне остаться полноценным человеком и не сойти с ума от горя. Я была нужна своей семье, друзьям, которые постоянно заваливали меня какими-то делами. Возникающие проблемы занимали мои мысли, и у меня оставалось немного времени на грустные размышления. К сожалению, моего мужа сломило наше несчастье и ему не удалось найти смысл в жизни. Он очень изменился, тяжело болел, очень страдал, горе быстро свело его в могилу.