Крис проверила пульс, дыхание. Хоть какой-нибудь признак жизни.
Ничего.
— Я не вижу, — стуча зубами, заскулила Пенни, — С Томми все в порядке?
Бросив взгляд на обломки, Крис увидела Муса. Кровь уже перестала хлестать из его горла, но странной скульптурой висела рядом, обволакивая его и провода станции, установленной здесь им же так недавно. Крис обратила внимание на единственного человека на мостике, которому смогла бы оказать первую помощь.
— У тебя нога сломана. Больно? — спросила она.
— Да, — ответила Пенни. — Я не могу ей пошевелить. Я не могу ничего сдвинуть с места. Можешь подвести меня, чтобы я могла взять Томми за руку? Я его не вижу. И не слышу. Он сильно ранен?
Крис зажмурилась, придумывая, как бы корректней сказать.
— Томми совсем не больно, — сказала она, наконец.
— Хорошо, — тихо сказала Пенни, явно не удивившись ответу. Потом добавила: — Интересно, почему в нас не стреляют. Не прикончат. По другим кораблям, которые выводили из строя, стреляли, уничтожая совсем.
— Я не замечала такого.
— Я должна замечать такие вещи. Я ведь разведка.
— Тогда, возможно, мы победили, — сказала Крис.
— Как же не хочется, чтобы победа причиняла столько боли.
— Эй, кто-нибудь тут еще есть? — Крикнула Крис. — Кто-нибудь? Нам нужна помощь!
Но ей никто не ответил.
Вечность спустя, когда воздух начал уже попахивать, снаружи послышался какой-то шум. Сначала что-то похожее на скобление, потом начали сверлить. Наконец, в воздухе появилось немного свежести.
И голос.
— PF-109? Это снова буксир 1040. Прежде чем вскрыть ваш корпус, мы поместим вас в пузырь утилизации. Держитесь крепче. Все закончится меньше, чем за пять минут. Поверьте, сборщики мусора братьев Йохансон первоклассные специалисты. Они будут рядом с вами в кратчайшие сроки.
Из-за пересохшего горла Крис не смогла ничего ответить. Пришла боль, сковавшая грудь железными ремнями. Сильная боль. Превозмогая ее, Крис осторожно легла рядом с изуродованным телом Пенни, так близко, как только осмелилась, делясь с ней теплом, которое могла дать.
Старалась не смотреть на веселый взгляд, застывший на лице Томми. Для него у нее тоже не нашлось ответа, как и для бедного Эдди. Почему ты мертв, а я до сих пор жива?
Пенни уже даже не скулила, только дрожала.
— Потерпи, девочка, еще немного, — прошептал Крис. — Вряд ли Томми хотел бы, чтобы ты сдалась, когда помощь уже так близко. Потерпи немного.
Глава 20
Крис лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, прислушиваясь к дыханию, биению сердца, шороху белого платья. Слушала окружающие звуки… Ничего не делала.
Платье впивалось в плоть, но боль была в другом. Совсем не похожая на ту сухую боль, что съедала сердце и никуда не уходила.
Похороны Томми прошли красиво.
Крис никогда не присутствовала на католических похоронах. Отец считал, что такие семейные фотосессии не так хорошо работают на имидж, поэтому Крис избегала пустых политических панегриков. Что-то было одновременно и поэтическое, и уродливое в том, что молодой священник, прилетевший с Санта-Марии устроить свадьбу Томми, отслужил и похоронную мессу. Нет, священник утверждал, что это была месса Воскресения, празднование жизни Томми и надежды на будущую жизнь. Вот тогда-то Пенни его и потеряла.
Пенни так упорно старалась выглядеть респектабельной вдовой офицера Космофлота, старалась сдерживать слезы и вообще держаться твердо, но обещание будущей жизни и то, как ловко женщина-священник включила другого священника, со стороны Пенни, в этот Праздник Надежды, было уже слишком. Может, все обернулось бы по другому, не вернись к ней зрение и день не был бы прекрасным, весенним, небо не было бы таким темно-синим, что, кажется, продолжалось так далеко, что можно увидеть даже Рай. И пушистые облака, идеально подходящие для ангелов. И святых, как сказал священник с Санта-Марии с заметным ирландским акцентом.
Кто-то нашел волынщика, тот затянул сначала «Удивительную грацию», потом «Ты больше не вернешься домой».
И все плакали. Все, кроме Крис.
Она стояла с сухими глазами, как примерный Лонгнайф, наблюдая, как еще одного храброго солдата, погибшего за легенду о Лонгнайф, опускают в могилу. Скольких похоронил дедушка Рэй? А дедушка Троубл? Скольких похоронит сама Крис, если продолжит заниматься семейным ремеслом? Нельзя позволять себе сочувствовать каждому из них. Плакать за каждого. Если начнет сочувствовать и плакать, от нее ничего не останется. Может, разве, позволить поплакаться наедине с собой.
Ну вот, теперь она одна, а в глазах столько же влаги, сколько в пустыне. Не то, чтобы она себя чувствовала также. Боже правый, боль в груди просто невыносима. Но ни одной слезинки.
— Крис, ты здесь? — раздался из-за двери голос Джека.
— Уходи.
— Так и знал, что найду тебя здесь. Ты еще не проголосовала?
— Нет. И не собираюсь.
— Твой папа не обрадуется.
— Он выиграет или проиграет и без меня. Так даже лучше.
Ручка в двери задергалась.
— Дверь заперта.
— Я так хочу.
— Нелли, откроешь дверь?
— Да, Джек.
— Нет, Нелли. — Но Джек уже вошел внутрь.
— Извини. — Дверь снова закрылась.
— Отлично, Нелли. Сарай сгорел, лошадь осталась внутри.
— Извини, Крис, — повторила Нелли без всякого раскаяния. Еще один повод поговорить с тетушкой Тру об исправлении компьютера. Если предположить, что даже у тетушки получится исправить Нелли.
— Когда ты последний раз ела? — Джек уселся на стул у изножья кровати.
— Год или два назад, — буркнула Крис. — Не твое дело.
— Ладно. Судя по предварительным результатам, твое физическое благополучие вскоре может снова стать моим делом, несмотря на то, что ты отказываешься голосовать.
— Может, партия выберет другого премьер-министра?
— Если ты не заметила, фамилия Лонгнайф в последнее время приобрело новую, особую окраску. Не то, чтобы ты имела к этому какое-то отношение.
— Едва ли, — Крис покачала головой.
— Слушай, — нахмурился Джек, — судя по всему, за сохранность твоего тела ответственность снова буду нести я и, видя, как оно истаивает в ничто сейчас, мне кажется, тебе необходимо что-нибудь перекусить. Так что ты можешь выйти из комнаты, изображая леди или я переброшу тебя через плечо, как мешок с картошкой, и унесу. Что выбираешь?
— Прямо до кухни? — спросила Крис, оценивая сильные руки и задавшись вопросом, каково это чувствовать себя в них, пусть даже несколько мгновений. Но он угрожает бросить ее на плечо, а не нести на руках. Ничего достойного и веселого. Встряхнув головой, Крис заперла эту картинку в небольшой сейф, который у нее был для подобного… очень маленький сейф… и уселась.
— Я думал об особом месте. Где труженики, вроде нас с тобой, могут перекусить и выпить. Ничего личного и особенного.
— Нужно переодеться?
— Моряков кормят бесплатно.
— А офицеров?
— Ну, наверное, им придется платить. Не знаю. Давай, пойдем узнаем, пока там все места не позанимали.
Крис позволила себя уговорить выйти из комнаты и сесть в машину Джека. Он не шутил об особом месте. «Убежище контрабандиста» находилось в более суровой части города, недалеко от старого порта для шаттлов, рядом с промышленной станцией загрузки космического лифта. Джек припарковался напротив. Некрасивое помещение заполнило подвал старинного кирпичного дома. Ступеньки кривые и неровные. Деревянный пол темный и стерт парой сотен лет топтанием ботинок работяг. На стенах плакаты с рекламой разливного пива. Свет освещал только те места, где кирпичи проступали сквозь сколы штукатурки. Крис бывала в пабах университета, где пытались придать помещению похожую атмосферу. Здесь никто ничего не пытался, чистый оригинал.
Крис огляделась. Зал пустой, только где-то на том конце зала несколько мужчин и женщин в полном парадном обмундировании. Как раз в отдельной кабинке, что значит, ее поймали в ловушку.