Роланд рассмеялся. "Возможно, ты в чем-то и права".
Тем не менее, он не сделал никакого движения, чтобы спуститься с возвышения.
Я сидела с ним, пока толпа в большом зале не поредела и Роланд не втянулся в разговор с королевой и горсткой задерживающихся советников. Тогда я наконец поднялась из-за стола и побрела через погруженный в тени зал к тому месту, которого мой взгляд избегал весь ужин.
Я уставилась на портрет своего отца. Свечи горели в небольшом святилище под ним, по бокам от одной свежей лилии памяти. Было легко не смотреть в эту сторону, поскольку я сидела лицом в другую сторону, но какая-то часть моего сознания никогда не забывала, что его портрет находится здесь, смотрит на меня. Казалось неизбежным, что я стою перед ним сейчас, как будто отец терпеливо ждал, когда я закончу свои дела и приду в гости.
Картина не была похожа на него. Его поза была слишком жесткой: одна рука лежала на свитке, другая - на рукояти меча, что само по себе было нелепо, поскольку, насколько я знала, мой отец никогда в жизни ни с кем не сражался. Его выражение лица было слишком деревянным и отстраненным, почти скучающим. Время размыло мои воспоминания о нем, как вода, пролитая на картину тушью, но я была уверена, что его лицо всегда было в движении: добродушно улыбалось мне, смеялось, подмигивало, когда мы затевали какую-нибудь шалость, которую моя мать могла не одобрить. И гримасничает, когда она неизбежно ловит нас. Это неподвижное, плоское изображение было неправильным. Это был не он.
Сапоги стучали по каменному полу. Моя бабушка, королева Галанта Лохавер, Герой Железного Моста, благословленная Благодатью Победы, шла ко мне, ее лицо было мрачным, словно она снова шла на битву с Повелителями Ведьм. Но потом она подняла глаза на портрет своего сына, и ее лицо смягчилось.
"Я скучаю по нему каждый день, ты знаешь", - сказала она.
Я зажмурила глаза, вспоминая, как я с хихиканьем бежала к закрытой двери гостиной, когда у моей матери было какое-то ужасно серьезное совещание по вопросам политики, и отец брал меня в свои теплые руки, укладывал под подбородок и нежно ругал. Мы не можем сейчас беспокоить твою маму. Давай, пойдем в библиотеку и выберем книгу...
Я открыла глаза и увидела, что бабушка смотрит на меня. "Как бы я хотела помнить его настолько хорошо, чтобы скучать по нему каждый день".
Она похлопала меня по плечу с ворчливым сочувствием. "Да, скучаешь. По тому, как ты улыбаешься, как ты смотришь на что-то, что вызывает у тебя любопытство, как ты сутулишься на своем месте, когда думаешь, что никто не смотрит. Ты помнишь его в тысяче маленьких привычек, действий и выражений".
Господи, я не собиралась плакать. Я сглотнула. "Спасибо."
Она отвернулась, давая мне время. Ее взгляд упал на Роланда, где он сидел за высоким столом, беседуя со Светлейшим Посланником, и с нежностью застыла. Она испустила долгий вздох. "Я подслушала несколько слов из того, что Роланд говорил тебе. Мне бы хотелось, чтобы он понял, почему я удерживаю его от опасности".
"Он так хочет показать тебе, что он достаточно хорош", - тихо сказала я. Это было чувство, которое я понимала слишком хорошо.
"Конечно, он достаточно хорош". Голос моей бабушки стал немного возмущенным, как будто я сказала обратное. "Я просто не могу рисковать его потерять. Он единственный возможный наследник".
"Бри не так уж плоха", - возразила я. "Я знаю, что она не совсем отточенная придворная дама, но..."
"Проблема не в этом". Королева обратила на меня серьезный взгляд. "Брисинтайн - вивомант".
"Бри?!" Это слово вырвалось из меня громче, чем следовало. Я сдержала свой голос. "Я никогда..." Но я остановилась, вспомнив несколько случаев, когда мы были детьми. Фокус, который она показала мне во фруктовом саду замка: ударить по дереву так, чтобы спелое яблоко упало тебе в руку; я так и не смогла повторить его. Она успокоила запаниковавшую лошадь за несколько секунд, ласково произнеся ее имя, или то, что насекомые никогда не кусали ее, даже когда они кишмя кишели на всех нас в знойные летние дни.
"Она не отмечена магией, как ее отец, - сказала моя бабушка, - поэтому Империя может не настаивать на ее отречении от престола, как это было с Карроганом; но народ Калламорниш слишком долго боролся с живодерками, пытавшимися захватить нашу страну, чтобы добровольно отдать трон кому-либо из них. Мы скрывали ее способности все это время". Она вздохнула. "Боюсь, твой дед был слишком силен, и магия в его крови оказалась сильнее, чем я надеялась".
"Дедушка." Казалось, все вернулось к этому человеку, которого я никогда не видела. Магия Бри, вражда Леди Терновника, интерес Кате и Рувена - и, возможно, даже смерть моего отца. "Он был сыном Повелителя Ведьм?"
Королева кивнула. "Его матерью была Леди Орлов".
Я перебирала в памяти прочитанные книги. "Это титул Повелителя ведьм Атруина, самого центрального домена Васкандара".
"Да." Гордость расправила плечи моей бабушки. "Она одна из самых сильных Владык Ведьм. Когда я вышла замуж за Вандрина, это положило конец нападениям через нашу границу. Возможно, поэтому у тебя сложилось впечатление, что Леди Терновника нас недолюбливает; раньше они с Вандрином были союзниками. Возможно, она посчитала предательством, когда он в конце концов встал на сторону Калламорна. Но как бы она ни была зла на Вандрина, она не посмела рисковать гневом его матери".
"Но теперь она снова готовится к вторжению. И Волчий Лорд тоже".
Королева поджала губы, затем кивнула. "Леди Орлов относится ко всему крайне нейтрально и держится особняком. После смерти Вандрина другие Повелители Ведьм знали, что она не будет вмешиваться от имени своих более далеких потомков, и Калламорн снова стал честной игрой. Вот почему нам понадобилась защита Безмятежной Империи. И почему Леди Терновника может безнаказанно нападать на род Лохавер".
Я взглянула на Бри, на ее толпу друзей, а затем на Роланда, который сидел в одиночестве, угрюмо уставившись в свою кружку. "Тебе все равно следует отпустить Роланда на границу", - сказала я, понизив голос. "Может быть, не в настоящую опасность, если ты думаешь, что не можешь рисковать им. Но он сказал мне, что Лохавер ставит свою жизнь на кон ради своего народа. Ты должна позволить ему помочь".
Долгое время бабушка молчала. Я подумала, что, возможно, я зашла слишком далеко. Но потом она провела рукой по своим бровям. "Я знаю", - прошептала она.
"Тогда почему ты не делаешь этого?"
"Я не могу уберечь вас всех. Я знаю это". Боль в ее глазах была старой, глубокой и томительной, и я избегала смотреть на нее. Это был мой отец, тень от ее серого взгляда. Это была форма пустого места в нашей жизни, где он должен был стоять. "Но, возможно, я смогу защитить одного из вас". Она похлопала меня по плечу с бодрой лаской. "А теперь иди поспи. Завтра у тебя длинный день".
Королева не преувеличивала. Имея всего один полный день, чтобы показать меня в качестве живого знака приверженности Безмятежной Империи, прежде чем я должна была отправиться на гору Уайткроун, она составила для меня насыщенное расписание. Я встречалась с придворными вельможами, выступала перед большими толпами людей в городе, посещала храмы Граций и встречалась с таким количеством высокопоставленных лиц, что все они сливались в бесконечное пятно. Сначала это было страшно, но я быстро пришла в оцепенение.
Куда бы я ни шла, кланяясь, улыбаясь и произнося вариации одной и той же краткой речи, я постоянно встречала напоминания о своем отце. Его памятная стела в саду памяти у Храма Любви привлекла мое внимание, когда я выступала перед толпой на Храмовой площади. Лорд-маршал вздохнул и сказал мне, как сильно я на него похожа. Группе баронов меня представили как "дочь принца Эбрана". И куда бы я ни шла, я все время думала о том, что глаза моего отца падали на те же сцены, а ноги ступали по тем же камням, и мне было интересно, что он думал, надеялся и желал, когда был в моем возрасте.