Пора положить этому конец! Досадуя на себя, Кассандра достала из потайного кармана платья носовой платок и с силой прижала к новой струйке слез, а через пару минут услышала, как кто-то размеренной поступью поднимается по лестнице.
Смутившись, что ее застали плачущей на ступеньках, как потерявшегося ребенка, Кассандра сделала попытку подняться, но низкий голос ее остановил:
– Нет… пожалуйста. Я только хотел предложить вам это.
Сквозь пелену слез она разглядела темную фигуру Тома Северина. Он стоял на ступеньку ниже с двумя бокалами холодного шампанского, протягивая один ей.
Кассандра потянулась было за ним, но заколебалась:
– Мне не следует пить шампанское, если оно не разбавлено пуншем.
Уголок его рта приподнялся в усмешке:
– Я никому не скажу.
Кассандра с благодарностью приняла бокал и отпила глоток. Холодная шипучая жидкость восхитительно облегчила сухость в горле, и девушка пробормотала:
– Спасибо.
Он коротко кивнул и развернулся, намереваясь уйти, но Кассандра окликнула его, хотя и не была уверена, хочет ли он остаться:
– Подождите.
Мистер Северин повернулся и окинул ее вопросительным взглядом.
Во время их короткой встречи в музыкальной комнате Кассандра была слишком взволнована, чтобы как следует его рассмотреть. Он показался ей таким странным, когда внезапно появился из ниоткуда и предложил выйти за него замуж. Кроме того, она пребывала в ужасе от того, что Северин подслушал ее слезливые откровения, особенно о том, что пришлось перешивать платье.
Но сейчас невозможно было не заметить, как он хорош собой: высокий, стройный и элегантный, с темной шевелюрой и густыми, немного сросшимися на переносице бровями на гладком чистом лице. Если бы она оценивала его черты по отдельности: крупный нос, широкий рот, узкие глаза, резко очерченные скулы и подбородок, – то не сочла бы их привлекательными, но собранные воедино, они каким-то образом делали его внешность неотразимой и запоминающейся.
– Вы можете ко мне присоединиться, – неожиданно для себя предложила Кассандра.
Северин заколебался, потом спросил, удивив ее:
– Вы действительно этого хотите?
Кассандре понадобилось время, чтобы обдумать этот вопрос, и она призналась:
– Я не уверена… И в одиночестве оставаться не хочется, но и компания мне не особо нужна.
– Тогда я идеальный собеседник, – Том опустился на ступеньку рядом с ней. – Вы можете рассказать мне все что захотите и при этом не услышать никаких моральных суждений.
Ответить сразу ей помешали его глаза – голубые с блестящими зелеными крапинками вокруг зрачков, но в одном радужка казалась скорее зеленой, нежели голубой.
– Обычно каждый считает своим долгом высказать суждение, – сказала она наконец.
– А я нет. Мои представления о добре и зле отличаются от общепринятых, так что можете считать меня моральным нигилистом.
– Что это значит?
– Ну, я считаю, что ни добра, ни зла, по сути, не существует.
– О, какой кошмар!
– Все вот так же реагируют.
Возможно, кого-то из хорошо воспитанных молодых леди это заявление могло бы шокировать, но Кассандра привыкла к неординарным личностям. Изворотливое и ловкое мышление ее сестры-близняшки вносило разнообразие в невыносимо скучную уединенную деревенскую жизнь. Мистер Северин чем-то немного напоминал ей сестру. По его глазам можно было определить, как быстро работает его мозг.
Сделав еще глоток шампанского, Кассандра с облегчением обнаружила, что желание расплакаться прошло и снова можно нормально дышать.
Припомнился разговор между Девоном, Уэстоном и Уинтерборном, друзьями Северина. Они сошлись во мнении, что такого уникального делового склада ума, как у железнодорожного магната, не было ни у кого другого из числа их знакомых.
– Вы, наверное, гений? – спросила она. – Иногда умные люди слишком уж усложняют самые простые вещи. Возможно, в этом причина ваших затруднений с определением добра и зла.
Том коротко усмехнулся:
– Я не гений.
– Вы скромничаете.
– Никогда, – Северин допил остатки шампанского, поставил бокал и повернулся к ней лицом. – Да, интеллект у меня выше среднего и фотографическая память, но ничего гениального в этом нет.
– Как интересно, – смущенно проговорила Кассандра, при этом подумав: «Боже… еще одна странность». – Вы что, мысленно делаете фотографии?
Его губы дрогнули, словно он смог прочитать ее мысли.
– Нет, просто я с легкостью запоминаю то, что вижу, причем в мельчайших деталях, и потом могу воспроизвести. Я помню расстановку предметов мебели и расположение картин на стенах почти во всех домах, где побывал. Каждое слово каждого контракта, который я подписал, и все сделки, которые заключил, хранятся здесь, – он постучал себя длинным пальцем по виску.