Пролог
- Теперь-то ты раскаиваешься?
Джулия Хопс приостановилась на поляне позади своего домика, борясь с охватившей ее дрожью, не имевшей, впрочем, никакого отношения к позднему зимнему снегу, тихо падавшему ей на волосы. И тут снова в морозном воздухе эхом прокатился зычный голос преподобного Херлстоун, несмотря на то что сам священник находился внутри этого хлипкого строения.
- Мери Хопс, я еще раз спрашиваю тебя: ты раскаиваешься? Твоя дочь умерла. Твои грехи очевидны. Раскаиваешься ли ты?
Джулия поспешила к задней части их хижины и, крадучись вдоль стены, стала напряженно прислушиваться к тому, что происходило в доме. Прикрыв глаза, она представила себе эту сцену. Ее мать, должно быть, сидит, согнувшись у камина, и кашляет тем страшным кашлем, из-за которого Джулии пришлось оставить ее, чтобы поискать какие-то лечебные травы.
Преподобный Херлстоун, конечно, возвышается над ней, крепко сомкнув руки; его узкое лицо, ясное дело, раскраснелось от праведного гнева.
Но затем Джулия уловила совсем другие звуки. Какое-то согласное бормотание, в вслед за ним - ободряющий шепот. И по меньшей мере пять "аминь" подряд. С преподобным Херлстоун были его вечные спутницы: он всегда водил их с собой двух верующих женщин, которые дружно поддерживали его, когда он выходил пугать прихожан тем, что они лишают себя Царства Небесного.
- Покайся, Мэри Хопс! Покайся, я говорю!
Джулия прижал кулак к своим губам, стараясь сдержать бурлившую в ней ярость. Ей хотелось тут же ворваться в дом и защитить мать, хотелось схватить большую палку и молотить ею этого довольного собой самодура по голове, пока он не истечет кровью.
Она уже делала нечто подобное раньше. Но теперь не могла. Только не сейчас. Считалось, что она умерла. Поэтому она стояла под снегом, дрожа от гнева и бессилия, но остановить эти благочестивые разглагольствования не могла.
- Для Джулии теперь уже слишком поздно, Мэри Хопс. Она сейчас мучительно корчится в адском пламени. И это расплата за Господа нашего!
И тут послышался голос ее матери, отчаянно коверкающей слова:
- Ох, да я вам не верю. Уходите уже. Мне нужно в уборную.
Джулия застыла, пораженная намеренно грубым тоном своей матери; она затаила дыхание, понимая, что если сделает хотя бы один вдох, то не выдержит и разразится хохотом. Она должна была бы догадаться, что надменному викарию не удастся запугать ее мать. С Мери Хопс такое не пройдет, не на того напал.
Джулия прижалась ухом к задней стене, стараясь услышать, что там происходит. Мертвая тишина внутри указывала на то, что у шокированных гостей, которые явились увещевать ее мать, просто пропал дар речи. Трудно даже представить себе, чтобы кто-то имел наглость упомянуть о низменных потребностях тела в присутствии священника!
- Вот и хорошо,- как ни в чем не бывало продолжила Мэри Хопс.
Затем наступила пауза, потому что женщина зашлась в приступе страшного кашля. Джулия с замиранием сердца ждала, удастся ли матери на этот раз восстановить дыхание. Ей было страшно представить, что этот приступ может стать... Но кашель прекратился, и Мэри Хопс снова заговорила. Голос ее в неподвижном воздухе звучал твердо:
- Вы можете посмотреть на это, если хотите. Занавесок у нас нет, и я слишком стара, чтобы выходить на улицу.- Джулия услышала характерный звук тянувшегося по полу ночного горшка.
- Боже праведный, Мэри, должен же быть у тебя хоть какой-то стыд? - дрожащим от возмущения голосом произнесла миссис Смитта; лицо ее наверняка скривилось в презрительной гримасе.
- Все, что у меня есть, - это чувствительный мочевой пузырь и необходимость срочно пописать.
Наступила еще одна долгая пауза, в течение которой преподобный отец, очевидно, стоял на месте, пытаясь уличить мать во лжи. Но это была лишь пустая трата времени. За пятьдесят с лишнем лет жизни у Мэри Хопс уже не осталось ни капли стыдливости. Она точно сделала бы свое дело прямо на глазах благочестивого священника и даже бровью не повела бы при этом.
Поэтому Джулия не удивилась, сразу после этого услышав звук торопливых шагов. Уже в следующее мгновение преподобный Херлстоун и две его престарелые приспешницы вылетели из скромного домика Хопсов. Несмотря на риск быть замеченной, Джулии очень хотелось посмотреть на их бегство, и она притаилась за углом. Рукой она по-пржнему прикрывала рот, чтобы не рассмеяться. А вот ее мать себя не сдерживала. Стукнув своей палкой по входной двери, она гордо закудахтала, как курица, которой удалось отстоять свой курятник.
- Ступайте-ка лучше в свой приход, преподобный! - крикнула она. - А на нашем болоте мы хотим потихонечку грешить с миром!