Джейд Ли
Непокорная тигрица
Моему мужу Дэвиду, которому всегда удается рассмешить меня.
Благодарю тебя, любовь моя
В Ксанаду хан Кубла повелел
Основать курорт роскошный:
Там Альф, священная река, течет
Среди пещер и гротов, число которых
Сосчитать не в силах человек.
Течет он к морю темному и мрачному.
Этот отрывок, как и множество других, которые уже не восстановить в памяти, сочинен под влиянием мечтательного настроения, появившегося после приема опиума. Его обычно принимают в целях предотвращения дизентерии.
На пути к познанию
Наклонив голову, она посмотрела на свое тело и недовольно насупилась. Грудь как грудь — обычной формы, обычного размера. Однако на душе у нее почему-то стало радостно. Ей нравилось, что он считал ее тело красивым. Умом она понимала, что все это глупо и даже странно, однако его слова приятно согревали ей сердце.
— Это часть обряда тигрицы? — спросила она, пытаясь расстегнуть последний крючок. Она сняла с себя блузу и оказалась по пояс голой. Вечерний воздух приятно холодил кожу, и она подумала о том, как он оценит ее правую грудь, покажется ли она ему такой же удивительной, как левая, или нет.
— Никакого обряда не существует, — ответил он. — Просто желание.
— Желание попасть на Небеса, — уточнила она.
— Желание пробудить твою энергию инь, — сказал он.
Она промолчала. Ей многого хотелось в этой жизни. Хотелось, например, вернуться в Англию и воссоединиться со своей семьей. Она уже почти двадцать лет собирается это сделать и, тем не менее, до сих пор еще в Китае. Однако даже если бы она смогла уехать, семья вряд ли приняла бы ее. Как показывает опыт, одного желания мало.
Пролог
В состоянии опиумного опьянения есть одно несомненное преимущество — человек под воздействием наркотического дурмана способен делать чрезвычайно мудрые умозаключения о нашей земной жизни. Это считается моментом наивысшего просветления. Именно в таком состоянии Анне Марии Томпсон показалось, что мысль, пришедшая ей в голову, является вершиной человеческой мудрости. А мысль эта такова: смерть может быть просто нелепой. Несчастный губернатор Вань вот-вот должен принять крайне нелепую и ужасную смерть от рук императорского палача.
— Не выглядывайте в окно, сестра Мария, и отойдите от него подальше. Он увидит вас.
Анна кивнула в ответ, однако продолжала стоять на месте. Она не могла двигаться и поэтому просто легла на обитый шелком диван, стоявший возле окна. Ей совсем не хотелось идти куда-то. Особенно теперь, когда ей в голову пришла еще одна гениальная мысль: смерть, конечно, может быть нелепой и ужасной, однако последние минуты жизни — тот момент, когда человек осознает, что он сейчас умрет и смерть эту уже не предотвратить, — ужаснее самой смерти.
Эти самые последние минуты земного существования, похоже, действительно были страшными для несчастного губернатора Ваня. Он стоял на коленях в своем роскошном саду, где произрастало множество умопомрачительно красивых декоративных растений и экзотических цветов, и что-то быстро и невнятно бормотал. Вид у него при этом был весьма глупый и жалкий. Неистово брызгая слюной, он то умолял сохранить ему жизнь, то ругал последними словами семью императорского палача. Он заливался слезами, кричал, просил о пощаде, однако все его усилия были тщетны. Хладнокровный и беспощадный слуга императора оставался глух к его мольбам.
Анна неотрывно смотрела на мужчину, который гордо возвышался над рыдающим губернатором. Вот тот самый человек, которого боятся все наркокурьеры. Торговцы опиумом, к которым принадлежала и сама Анна, называли его по-разному, но все эти имена и прозвища означали одно: этот человек — убийца. Он постоянно убивал людей, которые занимались контрабандой, привозя в Китай опиум, и действовал при этом невозмутимо и безжалостно. Если те, кто употреблял опиум, еще могли рассчитывать на помилование, то с курьерами и поставщиками обычно расправлялись с предельной жестокостью.
Палача невозможно было ни запугать, ни подкупить. Именно такие меры воздействия губернатор Вань поначалу и применял. Однако самым ужасным было то, что палачу всегда удавалось уничтожить весь его товар.
Сгрудившиеся вокруг Анны жены губернатора выли от ужаса, наблюдая за тем, как палач поливал керосином шесть килограммов опиума. Потом он швырнул все это в печь и схватил любимый цветной фонарик четвертой жены губернатора. Он бросил фонарик в огонь, и при этом на его смуглом лице не дрогнул ни один мускул — оно выражало холодное спокойствие. Когда послышалось шипение пламени, женщины в панике отскочили от окна.